...Они познакомились в 1974-м. Люда тогда работала на херсонском "Электронмаше", Леонид только что закончил Харьковское военное авиационное училище. Поженились. В 1981-м борттехник Христич был откомандирован в Афганистан. Год спустя вернулся с орденом Красной Звезды на груди. Потом еще одна командировка в эту горячую точку. А в 1986-м - Чернобыль.

- После афганского ада (подумать только - 365 боевых вылетов!) Чернобыль не казался мне чем-то страшным, - вспоминала Люба. - К тому же газеты, радио постоянно твердили, что ситуация на ЧАЭС под контролем. Закончился сентябрь, я со дня на день ждала возвращения мужа. И вдруг вечером 2 октября меня охватил непонятный страх. Мечусь по квартире, все валится с рук. Уложила детей, пытаюсь заснуть сама - куда там! Рано утром звонок в дверь. Открываю. На пороге - командир и замполит полка, в котором служил Леня, его друзья, еще кто-то: Леня погиб.

Как же их угораздило зацепится за тот проклятый трос? Может, виновата накопившаяся усталость? Или ребят слепило заходящее солнце? А еще говорили, что в тот день строители почему-то не отвели в сторону стрелу 140-метрового крана. Очевидцы рассказывали, что вертолет подлетел к саркофагу, чтобы сбросить дезактивирующий раствор, но вдруг "споткнулся"... Перевернулся. А несколько секунд спустя небо затянули тучи едкого дыма. Последними с борта машины прозвучали слова: "Высота 60 метров... Командир, справа трос". Люба уверена, что это голос ее мужа.

Еще одна журналистская встреча с человеком, чья судьба опалена "мирным атомом", - полковником запаса ВВС Украины, летчиком-снайпером Николаем Волкозубом. Николай Андреевич рассказывал:

- 26 апреля мне позвонили по телефону: приказ явиться в штаб. Там и узнал об аварии, вылетел в Припять. Подлетая к ЧАЭС, увидел серый дым, потом - разрушенный реактор, в котором бушевало пламя.

В наушниках треск, стрелку бортового дозиметра зашкаливает. Лечу над городом. Нигде ни души. Только вздымается белье развешанное на балконах и во дворах, и мигают светофоры. Все цветет, благоухает, и от этого еще тревожнее: апокалипсис на фоне невероятной красоты.

Начали сбрасывать с вертолета в реактор мешки с песком и борной кислотой, потом, когда к месту аварии стали прибывать другие экипажи, инструктировал их, как действовать: в Чернобыле многое происходило впервые, так что любой опыт был чрезвычайно ценен. А еще делал температурные замеры, для чего приходилось зависать над реактором в высоте 50, 40 и даже 20 метров, - в общей сложности находился над ним 19 минут и 40 секунд.

В ЗОНЕ

Страшные, незаживающие зарубки в памяти... Бывшая жительница Припяти рассказывала, что никак не может забыть молодую женщину, которая с крошечным ребенком на руках (не больше месяца) мчалась в день эвакуации в сторону пристани, чтобы попасть на катер. Видимо не понимала, что каждый шаг приближает ее к смертоносному реактору, от которого до пристани рукой подать...

Уже в зоне услышала другую историю. В многоэтажном доме (с видом на станцию) под стеной стояла детская кроватка. Сразу же после эвакуации малыш умер. Мать не смогла пережить потрясения, а осиротевший отец наложил на себя руки.

В зоне побывала минувшей весной. До этого была уверена, что после аварии чернобыльская земля стала мрачной и безрадостной. Ничего подобного. Стеной стоят густые леса, из которых на шоссе выходят косули. Стражами застыли в своих гнездах аисты. Город Припять напоен ароматом речной воды, ажурная листва покрыла деревья и кусты, растущие где и как им хочется.

Покой и умиротворение, и только человеку нет здесь места - он потерпел сокрушительное поражение в борьбе с природой, которую самонадеянно вознамерился подчинить своим страстям и амбициям.

В мертвом городе Припять мы поднялись на крышу 16-этажного дома (того самого с видом на ЧАЭС) - естественно, пешком. Порой заходили в квартиры с распахнутыми дверями. Пожелтевшие клавиши потерявшего голос пианино, обвисшие обои, остов кресла, одинокий женский сапог... На кухонном шкафчике - календарь с выгоревшими числами. 26 апреля 1986-го обведено кружком - что-то хозяева намечали на этот день.

На одном из последних этажей с надписью "Анжела + Вова = любовь" выходим на балкон. Отсюда, как на ладони видна станция. Наверняка в ту страшную ночь жильцы дома глядели со своих балконов на пожар, гадая, что же там творится. И не подозревали, какой страшной опасности подвергаются. Кстати, на крыше многоэтажки и сегодня уровень радиации достигает 800 и более микрорентген - виноваты сухие листья и мох.

Село Копачи. Большая его часть захоронена в траншее - братская могила дедовых хат, вишневых садов и кормилиц-буренок. А детский садик уцелел. Перевернутые кроватки, поржавевшие ночные горшочки, крошечные туфельки. На стене фотографии малышей, меню на 26 апреля: суп, котлеты, кисель. А тишина вокруг - в ушах звенит.

Зато на окраине Опачичей неожиданно услышали голоса, такие глухие в здешнем безлюдье: это баба Настя переговаривалась с дедом Николаем. Старики - так называемые самоселы, которых в зоне отчуждения немногим более 400, причем их число постепенно сокращается: вымирают люди. Большинство обитает в Чернобыле, остальные разбрелись по своим селам.

Почему вернулись, несмотря на запреты, разъяснения об опасности, а то и запугивания? Словоохотливая баба Настя пояснила.

- Як вивезли нас у недiлю в Макарiвський район, дуже нам не сподобалося там, бо не наша земля. Мiй старенький свекор два iнфаркти пережив на чужинi, щодня просив, щоб його вiдвезли додому.I дiд мiй усе згадував Опачичi - як гриби там брав, як рибу ловив, та i я почала слабувати. Вирiшили вертатися. I вже тут у свекра, бiдненького, стався третiй iнфаркт - слава Богу, хоч на своїй землi поховали. Тепер живемо з чоловiком удвох.

ШОК

Коренная чернобыльчанка Надежда Удовенко, помогавшая эвакуировать жителей Припяти, рассказывает:

- Я работала воспитателем в припятском общежитии. В субботу у нас там справляли свадьбы, а утром со станции вернулся муж нашей заведующей и рассказал об аварии. Натянули мы на головы наволочки и принялись помогать людям грузится в прибывшие автобусы. С одной из последних машин эвакуировалась и я.

Позже пробралась в Чернобыль, чтобы взять из квартиры золотую цепочку и деньги. В городе творилось что-то невообразимое: какие-то люди из окон выбрасывали вещи, все было усыпано битым стеклом, обломками мебели, бумагами. К моим ногам подлетела пожелтевшая открытка - как сейчас помню, что в ней написано: "Родные мои! Наконец мы дождались - День победы настал. Скоро вернусь домой. Как там наша доченька? Она уже совсем большая. Май, 1045 год". Через разбитое стекло положила открытку на подоконник квартиры первого этажа.

Многие из нас тогда были как не в себе - ведь мы в одночасье лишились всего, кто-то потерял близких. Потому и вели себя не всегда адекватно. Помню, вошла в свою квартиру и запихнула в сумку первое, что попалось на глаза - цветные мелки. Почему -то показалось, что без них мне никак не обойтись.

А сосед набил рюкзак старыми, давно вышедшими из моды нейлоновыми рубахами.

Бедный, бедный наш народ!.. Мало ему было войн, голодомора, политических репрессий - так еще загнали в радиационный ад. Созданный же при ООН Научный комитет по изучению воздействия атомной радиации утверждает, что тысячи умерших от лучевой болезни, рост онкозаболеваний - это мифы, порожденные радиофобией. Нужто им там, за тридевять земель, виднее, что у нас происходит? Поставить бы таких на место Любы Христич или Николая Андреевича Волкозуба, любого из бывших и нынешних жителей 30-киллометровой зоны - что запели бы?

А можно и на место Людмилы Игнатенко, жены одного из пожарных, тушивших пламя на ЧАЭС 26 апреля. В зоне нам рассказали: < Когда теряющих сознание отвезли в больницу, Людмила находясь на пятом месяце беременности, была единственной, кто решился ухаживать за умирающими. Меняла им простыни, перетирала пищу, видела, как распадается плоть. Дочка, которую она родила, прожила всего лишь сутки - печень крохи излучала 28 рентген. Похоронили ее в ногах у отца в Москве, на Митинском кладбище.