Ирина входит в квартиру, тяжело опускается на тумбу тут же у двери. Денис, повзрослевший за послеаварийный год, подбегает к ней, помогает снять сапоги. Отводит в комнату, усаживает в кресло, пытается снять с нее пальто.
– Мам, тебе плохо?!. Ты ложись… А я сбегаю к автомату – вызову "скорую"?..

Ирина в постели. Рядом с нею стоит молоденький врач и внимательная медсестра "скорой помощи".
– Давно вы лежали в больнице? – спрашивает врач, пока медсестра делает Ирине укол.
– Почти полгода назад, – стонет Ирина.
– Нужно ложиться опять, – решает врач.
– Нет, я так не могу... К больнице надо как-то подготовиться… Придумать, как быть с сыном… Нет!.. Вот вы мне укол обезболивающий сделали, и спасибо!.. Лишь бы эта адская головная боль прошла, и можно дальше жить…
– Жить-то можно… Но для этого вам все-таки необходимо пролечиться... Он у вас не маленький уже, – смотрит врач на Дениса, стоящего у двери. – Есть у вас родственники?..
– Сестра.
– Ну, вот, вызовите сестру… Что, герой, смотришь?.. Маму мы отвезем в больницу, иначе она долго собираться будет... А ей непременно нужно подлечиться… Правильно я говорю? – треплет он Дениса за шею. – А ты останешься за хозяина, хорошо?..
Денис неуверенно кивает и вдруг сильно кашляет.
– Простыл, что ли? – спрашивает врач.
– Нет, – тихо отвечает за Дениса мать, – это после лагерей 86-го, уже почти год у него такой кашель, приступами… Боюсь, чтобы астмы не было...
– Обязательно покажите его врачу!..

Душный коридор детской поликлиники переполнен женщинами и детьми. Ирина просится у очереди:
– Позвольте мне войти?!.. Я без ребенка… Мне только выписку взять, пожалуйста!..
Очередь не возражает, и Ирина входит в кабинет, где за столом сидит участковый врач – крутолобая молодая женщина с жесткими глазами. Рядом – женщина с малышом на руках.
– Я занята, мамаша!.. Вы разве не видите?!.
– Простите, но мне только выписка нужна – с последними анализами, для обследования сына… Я думала, что медсестра... Но раз ее нет, я буду ждать своей очереди, простите!..
– Карточка ваша здесь?..
– Должна быть здесь, я записывалась на прием...
– Ищите карточку, и выписывайте все сами, я подпишу...
– Спасибо! – Ирина склоняется к столу, быстро находит карточку Дениса, достает из сумочки ручку. – Простите, на чем можно писать?..
Врач подсовывает ей лист и обращается к женщине с малышом:
– У вашего ребенка ОРЗ, мамаша... Сейчас я выпишу антибиотики, будете давать по таблетке три раза в день... Ну, конечно, теплое питье, горло полощите ромашковым отваром…
– Но он еще не умеет полоскать... Как же?.. – растерялась молодая мама, отнимая у мальчика авторучку, которую тот умудрился стянуть со стола и даже попробовал запихнуть в рот.
– Ах, да... Тогда смазывайте горло йодинолом… Я выпишу...
Ирина открывает страницу карточки, к которой прикреплен результат последнего анализа крови, сделанного три месяца назад, и недоуменно смотрит на этот клочок бумажки, исписанный вдоль и поперек жирным красным карандашом.
– Что это? – удивляется докторша, глядя на бумажку, протянутую ей Ириною.
– Я не знаю, что это... Три месяца назад у ребенка был такой анализ крови, а вы мне ни слова об этом...
– Значит, я не видела его, мамаша!.. Разве я могу за всеми вами уследить?.. Медсестра подклеила и все...
– Но ребенок ведь из Припяти!.. Неужели нельзя повнимательнее?!.
– А у меня не один он из Припяти! – перебивает ее врач. – Где вы будете его обследовать?!.
– Мне сказали – в Охмадете...

Старенькая дворничиха пытается смести в кучу последние осенние листья на мокрой аллее небольшого скверика во дворе института охраны материнства и детства или по-простонародному Охмадета, куда уже за результатами обследования спешат Ирина с Денисом.
– Мам, – тихо говорит Денис, – мы вчера, когда в кино шли всем классом, мимо нашего двора проходили. А та девчонка, которую со мной посадили недавно, помнишь, Татьяна, говорит всем: "Не подходите близко к этому дому, там припятские живут..." Я говорю: "Ну и что? Я тоже припятский и тоже в этом доме живу..." А вчера она попросилась за другую парту...
– Не расстраивайся, сынок!.. Это не беда!.. Просто она – не надежный человек, – успокаивает его Ирина.

Они заходят в кабинет приятной блондинки средних лет, ведающей в Охмадете припятскими детьми.
– Все так, как я и предполагала, – вздыхает она, изучив результаты анализов.
– Как? – встревожено спрашивает Ирина. – Дениска, подожди меня в коридоре...
– К сожалению, утешительного мало, мамочка… Да, придется вам пару месяцев серьезно пролечиться... Я все-все вам сейчас распишу...
– А как же школа?..
– Ну, голубушка!.. Какая тут школа?!. Здоровье дороже!.. Да, а это все возьмите, – она отдает Ирине результаты исследований. – Для поликлиники сделайте копии... Вам еще не один год придется лечиться, так что все собирайте, чтобы можно было контролировать ситуацию… Поняли, мамочка?!.
– Спасибо вам!.. Просто даже не знаю, что было бы, если бы мы не к вам попали!..
– Попали, и слава Богу!.. Будем лечиться! …

~~~~~~~~~

… Измученная нервным днем, Ирина тяжело спустилась со ступенек автобуса на своей остановке. И уже направилась было домой, но, вспомнив, что дома ее ждет голодный кот, все же решилась зайти в гастроном.
Пройдя мимо всех отделов с пустыми и полупустыми полками, в основном заставленными трехлитровыми банками сомнительного березового сока, Ирина подходит к колбасному отделу, где с сожалением понимает, что отвоевать кусочек для ее Василия сегодня она никак не сможет. Поскольку у пустого прилавка здесь хаотично столпилась огромнейшая очередь, жадно, со скандалом, набрасывающаяся на каждую новую тележку с кучей расфасованных кусочков вареной колбасы грязно серого цвета, еще недавно самой дешевой из всех сортов колбас, а теперь аж по 8 рублей за кг, прозванной в народе "павловской", по фамилии нынешнего премьер-министра СССР, в 2-3 раза поднявшего цены на продукты питания и основные потребительские товары, которых в магазинах все равно днем с огнем не сыскать. Постояв немного у колбасного отдела, Ирина плетется к рыбному, где на одном из лотков пустого прилавка одиноко лежит горстка поблеклой, залежалой, сырой кильки. Ирина покупает ее всю.

У ближайшей многоэтажки гуляет хмельная свадьба. Свернув во двор своего дома, Ирина уже издали замечает заплаканных соседей, столпившихся у ее подъезда, и "Скорую помощь", стоящую в сторонке. Только она подошла, как к подъезду тихо подъехала крытая машина, из которой выносят гроб, провожаемый суровыми взглядами потрясенных горем мальчиков и девочек 14-16 лет, плотной группой стоящих у парапета. Собравшиеся всхлипывают. Вдруг на балкон четвертого этажа с душераздирающим криком выскочила мать умершего в трауре:
– Сыночек мой!.. Сынок!..
Этот отчаянный материнский крик, кажется, никогда не утихнет, но вот две женщины в черном с трудом затаскивают несчастную мать назад в квартиру. К дверям подъезда прислонены венки с лентами "Дорогому Сергею от родных", "… от друзей", "… от соседей", "… от одноклассников", "… от Союза "Чернобыль"… Рядом с венками большой портрет, с которого весело смотрит на собравшихся открытое лицо рыжего подростка с серыми глазами.
– Сережка?!. – вырвалось у Ирины, в глазах ее – ужас и боль.
– Ты что, не знала? – спрашивает стоящая рядом зареванная землячка.
– Нет… Не знала… Боже, Боже!.. – стонет Ирина. – Горе-то какое!.. Еще позавчера я его видела во дворе с Джеком...
– Вот позавчера вечером ему и стало плохо… Упал и все… Восемь часов за него боролись в реанимации, – шмыгает носом землячка, – не спасли...
– Господи!.. Детей-то за что?!. – страдает Ирина. – Бедная Лиза!..
– Ее уже трижды откачивала "скорая", – шепчет еще одна женщина рядом.
Ирина смотрит на лица ребят, на портрет всегда улыбчивого Сергея, и ей видится…

~~~~~~~~~

… – Припятских сегодня в интернат увозят, – кричит рыжий чумазый мальчуган, проносясь мимо Ирины по лысой аллее пионерлагеря "Ленинец", куда полмесяца назад перевели всех припятских и чернобыльских детей из других лагерей Сергеевки Белгород-Днестровского района.
– Сергей?! – узнала его Ирина. – Постой!.. Куда увозят припятских? – хочет она выяснить, но тот уже достаточно далеко и ее не слышит.
Высокое солнце припекает открытые, почти без какой-либо растительности игровые и спортивные площадки. Горячий дух исходит от бетонных стен множества двухэтажных корпусов, беспорядочно разбросанных по огромной территории этого лагеря-гиганта.
По разогретому асфальту лагерных дорожек туда-сюда снуют ребятишки. Но ни одного взрослого Ирина не видит вокруг.
Навстречу ей бредет с понуро опущенной головой девочка лет пятнадцати, плечи которой вздрагивают от сдерживаемого беззвучного рыдания.
– Девочка, ты не подскажешь, где я могу найти 7-й отряд, – спрашивает ее Ирина.
Та, вздрогнув, останавливается и какое-то время удивленно смотрит на Ирину покрасневшими от слез глазами.
– Тетя Ира, вы?!. Вот Дениска обрадуется!.. Идемте, я проведу вас...
– Наталка?!.. Здравствуй, милая!.. Что с тобой?.. – притягивает девочку к себе Ирина.
Наталка, уткнувшись в нее, вдруг горько зарыдала. Ирина гладит ее по выгоревшим волосам.
– Ну, поплачь, поплачь немного... Может, легче станет!..
– Не могу больше здесь!.. – рыдает Наталка. – Тетя Ира, сил моих нет больше!.. Сбегу сегодня, если мама за мной не приедет... Ни в какой интернат я с ними не поеду!..
– Куда же ты убежишь?..
– Не знаю... На станцию… в Киев… куда угодно!.. Своих буду искать, – шмыгает носом и непрерывно смахивает слезы Наталка, идя рядом с Ириной по аллее. – Даже в первые дни здесь, когда я еще не знала, что с мамой... Она ведь на станции в ту ночь работала... А из города меня вывезла тетя моя… Потом уже я сюда попала... И не знала, жива ли мама, где она, что с ней... Я тогда все время плакала... А они называли меня истеричкой... Наша воспетка, чуть я расстроюсь, кричит: "Прекрати истерику, дура!.." Представляете!.. Вот в "Медике" всем нам было классно!.. Помните?!. А тут, только перевели, выдали нам по одному халату, да всем почти одного размера, и вместо обуви – колодки, одного размера – всем... Ну, смотрите, разве это туфли?!.. Но самое жестокое было отношение к нам, девчатам старше 14-ти… Знаете, месячные уже у многих, а они нам объявили в первый день: "Девочки, у кого будет потребность в вате, обращайтесь в медпункт..." Так вот, у кого такая потребность возникла в первые десять дней, тем везуха!.. А потом все!.. Нет ваты, что хотите, то и делайте... А нам ведь и рвать-то нечего, даже тряпок своих нет... Вот гадство, представляете!.. Кошмар!.. – говорит Наталка, высохшими от гнева глазами глядя на какого-то невидимого недруга впереди. – А когда комиссия с ЧАЭС к нам приехала, и они спросили, чего нам больше всего хочется, мы сказали – чтобы комиссии сюда почаще приезжали, тогда хоть нормально в столовке кормят!.. …Ой, тетя Ира, – вдруг спохватилась она, – это так здорово, что вы успели!.. Я так рада за Дениску!.. Он ведь ничего не знает, вот будет счастлив... Мы пришли! Это их корпус. Вам сюда – на второй этаж!.. А я побегу маму встречать, может, и она успеет приехать!.. – в глазах Наталки вновь показались слезы. – До свидания, тетя Ира!..
Девочка побежала к лагерным воротам. Ирина некоторое время смотрит ей вслед и, тяжело вздохнув, поднимается по наружной лестнице на второй этаж. Входит в просторную прихожую, в центре которой стоит низкая широкая скамья, с обеих сторон которой разбросана стоптанная, сбитая, грязная детская обувь... Вдоль стен тянутся личные шкафчики ребят из 7-го отряда.
– Все. Припятские, с вещами на выход!.. – слышится из соседней комнаты резкий женский голос.
Первым в прихожую с двумя толстыми пакетами в руках выходит ничего не подозревающий Денис. Увидав маму, он, ошеломленный неожиданностью, замирает, роняет на пол пакеты, из которых вываливаются скомканные грязные рубашки. Сам он чумаз и не ухожен, на сером исхудавшем лице остались только огромные глаза, которые мгновенно наполняются слезами. Ничего не говоря, Денис медленно подходит к Ирине, опустившейся от волнения на скамью, и прижимается к ней, крепко обняв маленькими ручонками.
За его спиной появляется чумазое лицо улыбающегося Сергея …

~~~~~~~~~

… Женщина, стоящая около Ирины, слегка толкает ее в бок:
– Смотри… Джек прибежал...
– Господи!.. Нужно, чтобы его увели, – шепчет другая.
Взрослая собака породы колли скулит и мечется, пытаясь пробиться сквозь плотную толпу. Низкий коренастый мужчина оттаскивает ее в соседний подъезд ...

~~~~~~~~~

… А Ирине вспоминается, как однажды открыв входную дверь, она увидела счастливых Сергея и Дениса показывающих ей смешного щенка колли, а сзади радостно выглядывает симпатичная мордашка младшей сестренки Сергея. И они вместе наблюдают, как, обнюхав всю квартиру, щенок подбегает к зашипевшему коту Ваське, пушистая, черная с серебристым отливом шерсть на выгнутой спине которого встала дыбом …
… А вот дети бегают по заснеженному двору – уже с подросшим Джеком, забрасывая друг друга снежками. Мальчики забираются на перекрытие странного сооружения детской площадки, и оттуда засыпают снегом Джека, который, радостно виляя хвостом и смешно отряхиваясь, высоко подпрыгивает, чтобы достать их …

~~~~~~~~~

… – А Денис где? – спрашивает Ирину соседка. – Что-то его давно не видно…
– В санатории... Даже не знаю, как он это переживет?!. Как страшно, Господи!..
– А матери как жить-то теперь? – вздыхает кто-то рядом.
– Что поделаешь?!. Надо жить, – всхлипывает соседка, – у нее еще дочь малая!..
Из подъезда выносят еще венки, цветы. Выходят близкие Сергея, выводят изнемогающую от страданий мать. Следом идут, обнявшись, отец и сестренка. Собравшиеся: соседи, друзья, одноклассники прощаются с Сергеем, засыпая гроб живыми цветами.
Из крайней квартиры спустили шнур с микрофоном, который берет интеллигентная припятчанка, занимающаяся в этом доме "детьми Чернобыля", и дрогнувшим голосом произносит:
– Дороги зэмлякы!.. Ридни, друзи Сэргия!.. Страшнэ лыхо знов прыйшло в наш дим!.. Сьогодни ми прощаемося з юнаком, якый ще тилькы мав обыраты свою долю!.. Нэмае слив, щоб пэрэдаты горэ, яке вси мы тут пэрэжываемо зараз... Нэмае слив, яки хоча б трохы змэншылы матэрынськый биль, – голос ее сорвался, слышится стон матери, рыдания. – Пробач, Сэргийку, якщо мы щось нэ зробылы для тэбэ!.. Хай прыймэ Господь твою бэзгришну душу и хай даруе тоби Царство Нэбэснэ!..
В это время Ирину обнимает за плечо откуда-то взявшаяся Софья, глаза которой тоже припухли от слез.
– Идем со мной, – шепчет она Ирине, увлекая ее за собой. – Слушай, я тут американцев встретила… Они случайно оказались в нашем районе и ненароком увидели это! – сокрушенно вздыхает она. – Уму непостижимо!.. Вон они, видишь, фотографируют… Так вот, я им рассказала, что твой Денис дружил с Сергеем… И что он тоже тяжело болен... Они захотели поговорить с тобой...
– О чем?.. Софья, ты с ума сошла!.. Не могу я ни с кем говорить сейчас… Тем более с иностранцами… Прости, – отстраняет подругу Ирина.
– Идем, дуреха!.. Может, они смогут помочь Денису, – почти тащит ее Софья туда, где участливо наблюдает за происходящим группа иностранцев.
– Добрый дэнь, – протянула руку навстречу Ирине приветливая украинка. – Пани Ирына?!. Пробачтэ, але мы запросылы вас лышэ на килька слив… Нэ хвылюйтэсь!.. Мы прэдставляемо тут амэрыканцив та украйинцив Сполучэных Штатив, якых объеднало бажання допомогты потэрпилым вид Чорнобыля... й ось выпадково натрапылы на цэ нэщастя…
– Good morning! Excuse me… We heard your son was friend of this boy, yes?! – спрашивает Ирину растроганная экстравагантная американка.
– Цэ пани Эванс... Вона запытуе чы насправди ваш сын товарышував з цым хлопчыком?..
– Спасыби, я зрозумила… Так, товарышував… – кивает Ирина.
– Чы е ваш сын також важко хворым?..
– Так...
– Дэ вин зараз?.. У Кыеви?..
– Ни... Вин… ликуеться в санаторийи!..
– О!.. – подбадривающе хлопает Ирину по плечу американская украинка. – То цэ добрэ!.. – и она все переводит американке, та что-то долго говорит вполголоса. – Розумиетэ, ваша подруга розповила нам про хворобу вашойи дытыны... Тут з нами е ликари... Воны пояснылы, що, на жаль, цэ дужэ важко ликуеться й дуже дорого коштуе… Вы розумиетэ?.. – Ирине стало стыдно. – Алэ воны кажуть, що будуть ще радытысь з фахивцямы в Штатах, и, якщо можна будэ щось зробыты, мы повидомымо вам, гаразд?!. Скажить, будь ласка, вашу точну адрэсу...
– Давайте, я вам запишу, – вмешалась Софья, видя, что Ирину начинает лихорадить.
Иностранцы сочувственно вздыхают и, отходя, подбадривающе улыбаются, пожимая Ирине руку. Украинка же, уходя последней, открывает сумочку Ирины и опускает в нее зеленую купюру.
– Що цэ? – выдавила из себя Ирина.
– Цэ малэнькый прэзэнт вид нас, шоб вы змоглы прыдбаты якись фрукты, сик чи що там потрибно ваший дытыни зараз... Трымайтэся!.. Бувайтэ здорови!.. – уходит она, прослезившись.
Ирина лишь кивнула, ибо потеряла дар речи. А похоронная процессия двинулась вдоль дома. Площадка у подъезда опустела. Только асфальт густо усыпан цветами.
– Ладно, мать, иди, отдыхай... Прими что-нибудь... А то тебя трясет уже... – басит Софья.
– Боже! – вырвалось у Ирины. – Зачем ты!.. Стыдно-то как!..
– Да брось ты!.. Если они помогут Денису, потом благодарить будешь...
Процессия вдруг остановилась, толпа, расступившись, пропускает машину "скорой помощи".
– Ну вот, ей опять плохо... Я пойду туда... А ты домой иди, слышишь!.. Еще тебя откачивать придется!.. Ну, будь! – Софья поспешила догонять остальных.
А Ирина входит в подъезд. Здесь пол тоже устелен цветами. Открывает почтовый ящик. Там три письма от Дениса. Она разрывает один конверт, входит в лифт.
"Мамочка! – слышится ей голос Дениса. – Не могу сдержаться, пишу второе письмо за сегодня. Наверное, к тебе придут сразу три письма... Напиши мне, как твое самочувствие?.. Как там Серега?.. Дай ему мой адрес, пожалуйста. Пусть он мне тоже напишет… "
– О-оо!.. – стонет Ирина и глухо рыдает.
"...Весь день болит голова. Жду – не дождусь, когда все это кончится!.. Я тебя очень люблю, мама!.. Мне сказали, что можно выписаться, как только закончатся все процедуры... Неужели еще целый месяц разлуки впереди?!."

Ирина открывает дверь, входит в квартиру. Навстречу поднимается с кресла Александр, с которым судьба свела ее три года назад. Его обычно ясные голубые глаза сегодня как будто слегка потускнели от какого-то внутреннего беспокойства.
– Ты?! – удивляется бледная Ирина и обессилено прислоняется к дверному косяку.
– Привет!.. Вот жду тебя... Я пришел, чтобы сказать тебе... Нет... Лучше ты расскажи... Ты что-нибудь выходила за это время?.. Да что с тобой?!. – подбегает он к сползающей на пол Ирине, подхватывает ее, усаживает в кресло, легонько шлепает по щекам. – Что еще стряслось?..
– Сережка умер...
– Что ты!.. Этот мальчик... Ну, надо же... Денису лучше не сообщай об этом пока!.. Успокойся!.. Нельзя же все принимать так близко к сердцу...
– Это уже пятая смерть в нашем подъезде!.. Кто?.. Кто следующий? – рыдает Ирина. Александр выбегает из комнаты. – Господи, детей хотя бы не трогала… А-а-а!..
Кот, сладко спящий на диване, проснулся и уже не сводит с хозяйки голубых встревоженных глазищ.
Александр возвращается с микстурой:
– Выпей пока!.. Станет легче... – Он готовит шприц для укола. – Может, теперь ты поймешь, что нельзя тянуть... Нужно открывать счет в банке... Нужно клянчить, требовать, выбивать валюту, – он колет ее в мышцу руки. – "Линять" надо отсюда… Иначе и Дениса не спасешь, и сама загнешься…
Ирина с болью и усталостью смотрит на возлюбленного и вдруг достаточно твердо говорит:
– Вот что, дорогой!.. Я больше никуда не пойду!.. Никуда, слышишь?!.. Не могу больше!.. Устала... Боже, как я от всего устала!.. Ты можешь понять?!. Завтра же еду за Денисом!.. Нам покой нужен… Ничего больше не хочу!.. Ты хочешь уехать?.. Езжай!.. Я не держу!..
– Успокойся!.. Прошу тебя!.. – сев в кресло напротив, гладит ее руки Александр.
– Не верю!.. Ни во что больше не верю!..
– Хорошо... Завтра поедешь, заберешь Дениса, и что дальше?!. Хочешь уготовить ему судьбу Сергея?!. Ну-ну!.. Нет, милая, не поедешь ты за ним!.. Слышишь?.. Ты должна за время его отсутствия использовать все шансы... Все!..
– Но он долго не выдержит там… Ему плохо!.. Вот его новые письма, – достает Ирина из сумочки конверты, оттуда же выпадает стодолларовая купюра.
– Ого-го-го! – загорелись глаза Александра. – Откуда такое богатство?!
– А, это?!.. Это какая-то делегация была… там внизу... Софья им что-то про нас наговорила... Вот это дали... Но на лечение Дениса этого – увы! – не хватит, – грустно прячет она купюру в сумочку.
– На лечение, конечно, нет... Но, во всяком случае, этого достаточно, чтобы какое-то время не подохнуть с голоду… А то я посмотрел – у тебя в закромах хоть шаром покати!..
– Да, ты прав... Ой, совсем забыла!.. Возьми в прихожей в пакете кильку, накорми Василия, пожалуйста...
Кот, восприняв ее слова как команду, сразу же бросился на кухню.

– А ты почему пришел?.. Забыл что-нибудь?.. – спрашивает Ирина, вернувшегося с кухни Александра.
– Да ладно, хватит дуться!.. Я мириться пришел... Надеюсь, ты меня не прогонишь на этот раз?!..
Ирина безвольно смотрит в его вновь посветлевшие голубые глаза.
– Как хочешь...
– Спасибо, – нежно берет ее руки в свои Александр, целует их. – Я помогу тебе лечь, – поднимает он Ирину на руки, целует в губы.

Они в постели…
Александр уснул. Ирина смотрит на него, на Ваську, устроившегося в его ногах, и вспоминает их знакомство в больнице ...

~~~~~~~~~

… Всесоюзный Научный Центр Радиационной Медицины (ВНЦРМ), окруженный могучим чугунным забором, расположил свои красивые корпуса у самого леса, захватив на свою территорию немало вековых дубов и сосен. В одном из корпусов на первом этаже вдоль стен коридора со множеством дверей стоят удобные мягкие стулья для посетителей. Правда, посетителей почти нет. На стене у дверей начмеда (начальника медицинской части) висит информационный стенд, на котором, среди прочей информации, Ирина видит примерно такую: "Товарищи! Йодная опасность уже миновала. Теперь можно есть и пить без ограничений, чаще проветривать помещения. Но многие все еще придерживаются наших ранних рекомендаций, в связи с чем наблюдается увеличение количества разнообразных хронических заболеваний..." и т.д.
Ирина, хмыкнув, заходит в кабинет.

Она лежит под капельницей в небольшой уютной палате на три кровати, с приятными шторами и тонким белоснежным тюлем, занавешивающим высокое окно и балконную дверь, сквозь который виднеется золотое убранство редких лиственных деревьев в густо-зеленом сосновом бору за больничной оградой. В палате две соседки-припятчанки. Одна почти ровесница Ирины – радиоинженер. Другую Ирина знала по "Медику", где та работала пионервожатой.
– Светлана, – обращается к ней Ирина, – все хочу спросить – как звать девушку, которая к тебе приходит?..
– Антонина. А что?
– Она на Дружбе Народов жила в Припяти, да?..
– Кажется… Впрочем, мы с ней только здесь познакомились… Но у нее серьезные провалы в памяти…
– Ах, вот оно что!.. А я думала, то ли я ошибаюсь, то ли она не хочет меня признавать… Она изменилась, конечно… Но мы ведь жили рядом… Да…. Теперь все понятно…
– Девчата, ведь у меня с памятью тоже творится что-то неладное, – заинтересованно включается в разговор Михайлина Васильевна, поправляя внушительные очки. – Встречу кого-то, вижу – до боли знакомый человек, а кто он, что он – вспомнить не могу... И главное, если бы это в редких случаях, а то ведь постоянно... Про имена там, фамилии я уж и не говорю... Такие мелочи даже не пытаюсь вспоминать…
– Сейчас у наших у всех такое, с кем не поговоришь... Не память, а решето, – говорит Светлана, подойдя к Ирине и проверяя, сколько еще лекарства осталось в капельнице. – Но слабая память, это полбеды, – продолжает она, возвращаясь к своей кровати. – Для меня страшнее, что теперь я практически ни на что не способна!.. А ведь еще недавно могла все… Буквально все… Не поверите, два года назад, незадолго до Чернобыля, у меня была всего неделя отпуска, так я за эту неделю родителям в селе не только вскопала огород, посадила все и полностью обработала сад, я еще успела сделать косметический ремонт внутри дома… даже поштукатурила и побелила его снаружи… Правда, когда возвращалась в Припять, в поезде забралась на верхнюю полку и до утра не сползала, все тело гудело и болело… Но то была другая, приятная, почти сладкая боль – от работы… Не такая невыносимая и изматывающая, как теперь – от болячек… Ах, – вздохнула она. – Но главное, что теперь даже самые элементарные вещи даются так тяжело… Это в наши-то годы!..
– Правда, – поддержала ее Ирина. – Я сейчас не могу поверить, что до аварии могла утренним пятичасовым автобусом смотаться в Киев, сделать там все свои и дворцовские дела, поработать в библиотеке, вечером вернуться, переделать все домашние дела, проверить уроки сына, ночью поработать над каким-нибудь сценарием или чем-то еще, – и утром, свежей, как огурчик, явиться на планерку в ДК… А теперь я уже никому ничего не обещаю… Боюсь подвести… Ты права, Света, это так удручает…
– Знаете, что, девчата, – говорит Михайлина Васильевна, – не нужно вспоминать и терзать себя тем, что мы могли и чего теперь не можем… Нам уже не быть такими, как раньше, поэтому пора перестраиваться, нужно научиться радоваться тому, что мы можем делать теперь… даже самой малости… Иначе вообще крыша поедет…
– Ой, смотрите, Васька пожаловал!.. – воскликнула Светлана.
Это в палату через открытую балконную дверь важно вошел огромный пушистый красавец-кот с голубыми глазами и черной шерстью с серебристым отливом. Остановившись посередине комнаты, он осмысленным взором смотрит поочередно на каждую больную, будто здороваясь персонально с каждой.
– Ирина, ты действительно решила взять его?
– Конечно!.. Денис будет страшно рад!.. Ведь это же чудо, а не кот!..
– Василий, ты рано пришел, до обеда еще далеко!.. Иди, гуляй, а то нам от сестер за тебя достанется!.. Иди, иди, – говорит коту Михайлина Васильевна.
Василий отошел поближе к балкону и сел, в ожидании своей обеденной порции.
– Светка! – влетает в палату худенькая Антонина с перевязанным горлом. – У вас обхода не было еще?..
– Сегодня или на той неделе?!.
– Кончай издеваться!.. У нас только что профессорский обход был...
– В вашей эндокринологии все не как у людей... Каждый день обход, вот и профессорский даже... А у нас лечащий врач и тот, как ясное солнышко, раз в неделю появится на полчасика, мы и рады!..
– Тоня, здравствуй! – окликает гостью Ирина.
Та внимательно всматривается в лицо лежащей под капельницей и слабо улыбающейся ей Ирины, но, не узнав, пожимает плечами.
– Да Ирина я!.. Соседей не признаешь?!.
– Ах! – хватается за голову Антонина и, тихо завывая, качает головой. – Господи!.. Никогда бы не узнала!..
– А как Анюта твоя?..
– Здесь рядом, в диспансере лежит. В гематологии…
– А что с ней?..
– Лейкоз…

… На мгновение перед Ириной вновь возникает фрагмент злосчастного 26 апреля:
У подъезда взрослые, в ожидании эвакуации, собрались в кучки, обсуждая случившееся, гадая, предполагая, споря о том, что ждет всех дальше.
Дети играют в догонялки у дороги, ведущей на станцию. Самые маленькие, и среди них Анюта, копошатся в песке...

… Слезы блеснули в ее серо-зеленых глазах. Повлажнели глаза и у остальных женщин. А в палату стремительно входит лечащий врач – высокий молодой человек с пышной русой шевелюрой и ясными голубыми глазам. На шее у него висит фоноскоп, под мышкой – папка с историями болезней.
– Здравствуйте!.. Начнем обход, – поправляя шевелюру, почти торжественно произносит он.
– Ну, вот и у вас солнышко взошло, – грустно улыбнулась Антонина.
– Посторонних прошу оставить палату, – требовательно смотрит врач на нее, а затем на пушистого кота с такими же голубыми глазами, доверчиво трущегося о его ноги.
Антонина, вдруг заметив их сходство и невольно прыснув, выталкивает Василия на балкон, а сама, махнув всем ручкой, нарочито медленно выходит из палаты.
– Ну, как дела, Ирина Михайловна?.. Помогает вам ваше эссенциале?.. О, да тут уже все... Я сейчас медсестру кликну...
– Не надо!.. – перебивает его подскочившая к системе Светлана. – Я и сама справлюсь, не впервой!..
– Так как, помогает? – повторяет врач, пока Светлана возится с капельницей.
– Пока не очень... Но мне в областной больнице сначала гемодез капали, а потом – эссенциале. Вот тогда я сразу какой-то прилив сил ощутила... Там, между прочим, всем чернобыльцам это делали и с больничными медикаментами, а не со своими…
Врач занервничал, уловив пристальное внимание всей палаты.
– Я же сразу сказал, что это средство вам не поможет, хоть и не повредит... А остальным в нем нет необходимости...
– Да, нам, конечно, нет необходимости!.. Мы можем и таблетками давиться, – взрывается, бледнея, Михайлина Васильевна. – Это только для своих да для блатных у вас все есть...
– Ну, что вы такое говорите, Михайлина Васильевна?!. – забеспокоился врач.
– А то и говорю, что есть!.. До Ирины здесь лежала теща главврача, так чего ей только не капали... И лечили ее, небось, не от старческих болезней, а от "лучевого поражения" – в киевской квартире... А мы все – хроники, конечно... Зачем на нас дорогие лекарства тратить?!..
– Ой, девчата, – пытается отшутиться врач, щупая живот Ирины, которая иногда вздрагивает и ойкает, – к вам и заходить страшновато, все-то вы знаете!.. Ох, и язычки у вас, я вам скажу...
– Александр Васильевич, дорогой, – с трудом произносит Ирина, а вы нас не бойтесь!.. Вы нам честно скажите... Ну, почему во всем мире считают, что случилась глобальная чернобыльская катастрофа, что последствия тяжкие... А у нас все хорошо, да?.. Самая лучшая авария в мире?!. И вы тоже так считаете, что нет никаких последствий?!.
– Ой, я вам уже говорил, что все эти ваши анемии, гастриты, холециститы и протчее – у вас или уже были, или были бы чуть позже… Но сильный стресс все эти хронические недуги проявил...
– Ну, вот, слышали?!.. Что я говорила?!. Но неужели вы думаете, что у нас до аварии у всех была безоблачная жизнь без стрессов и забот?!. – горячится Михайлина Васильевна.
– А во время войны, – добавляет Светлана, – бомбежки, горе, страх, смерть… Да у каждого тогда был постоянный, ежедневный стресс, однако печень у всех не болела…
– А 33-й, 37-й год?.. Да, Господи, вся наша история – сплошные стрессы, – поддержала их Ирина.
– Ладно, вас не переспоришь!.. Оставим это, – поднимается врач. – Лучше скажите мне, какие у кого жалобы сейчас... У вас, Михайлина Васильевна, вчера, я слышал, острый криз был? – подходит он к рассерженной пациентке, садится на край кровати, слушает ее, щупает пульс.
– Был, да вас не было...
– Но ведь дежурный врач вам помог, не так ли?..
– Так мне и "скорая" дома помогает... Вот выпишете меня на следующей неделе, и что я в таком состоянии с двумя больными детьми делать буду?!.
– Не скажите. Немного мы вас все-таки подлечили!.. Витамины прокололи, кокарбоксилазу, алоэ... Просто сразу вы не ощущаете улучшения, – переходит он к Светлане. – А у вас какие жалобы, девушка?! – иронично спрашивает он.
– Знаете, доктор, у меня постоянно кружится голова и тошнит... Должно быть, у меня врожденная или хроническая беременность?!.. – в тон ему отвечает Светлана, насмешливо прищурившись…

Огромная столовая ВНЦРМ, больше напоминающая столовую санатория, нежели больницы, словно улей, наполняется гулом все прибывающих больных, занимающих свои места за пронумерованными столиками. Звенит посуда, громко двигаются стулья. Между рядами живо снуют официантки, толкая перед собою тележки, заставленные тарелками с супом, картофельным пюре с жареной рыбой и компотом.
За столиком № 65, к которому подходят Ирина и Михайлина Васильевна, уже сидят два молодых человека: один в цветастой больничной пижаме, другой при полном параде – в строгом сером костюме с орденскими планками на груди.
Женщины, кивком поздоровавшись с ними, садятся за столик.
– Куда это ты собрался, Сашко? – спрашивает Михайлина Васильевна, снимая с подкатившей тележки свою и Иринину обеденные порции.
– Это для Василия, – шепчет ей Ирина, переложив рыбу со своей тарелки на салфетку.
– В ЦК поеду, – нервно отвечает рыжий, веснушчатый Сашко. – Ну, смотрите, можно столько таблеток поедать ежедневно? – достает он из кармана полную горсть разноцветных и разнокалиберных таблеток. – Если бы я все их глотал, давно бы цирроз печени заработал…
– Мы с Сашком на одной шахте вкалывали – здоровыми были!.. Он еще и Афган прошел, не жалуясь на здоровье!.. А после Чернобыля – сразу хрониками стали!.. Год уже по больницам валяемся… – поддержал товарища худенький Иван.
– Приятного аппетита, мальчики! – старается вернуть внимание соседей к трапезе Ирина.
– Правильно, – поддержала ее Михайлина Васильевна. – И не спеши так, Саш, спокойно поешь и пойдешь в ЦК... Тебе силы нужны и спокойствие...
– Я требовал, чтобы они сделали анализ крови на хромосомные поломки, – горячится Сашко, механично поглощая обед. – Только так можно установить хотя бы приблизительную дозу… Но они ведь никому такой анализ не делают… А если делают, то тайно… И никто не знает, кто сколько хватанул... Три раза заставил я их взять на анализ кровь, и ни разу результат не сообщили!.. А мне уже эти болячки во где! – провел он рукой по шее. – Жена от меня ушла, не выдержала... Мне больше терять нечего, до Горбачева дойду, но правды добьюсь!..