К 25-й годовщине катастрофы на ЧАЭС: Электронная версия книги "Припятский синдром"

С сегодняшнего дня на припять.ком доступна полная и абсолютно бесплатная электронная версия книги "Припятский синдром". Пусть это будет
своеобразным подарком читателям от автора на 25-ю годовщину.

Любовь СИРОТА

ПРИПЯТСКИЙ СИНДРОМ

киноповесть

Киев
Pripyat.com
2011 г.

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Все начиналось, как в кино. Замысел большого прозаического произведения о Чернобыльской катастрофе появился еще в 1990 году, когда закончилась почти ежедневная двухлетняя борьба за наш фильм "Порог" (режиссер Роллан Сергиенко), пробивший "железный" занавес замалчивания последствий этого бедствия, хотя сам фильм, запущенный в 1988 г. с легкой руки тогдашнего директора киностудии им. А. Довженко, известного кинорежиссера Николая Мащенко, был снят в невероятно короткий срок – всего за полгода.
Именно тогда все увиденное, услышанное, пережитое – весь четырехлетний постчернобыльский опыт, уже давно не вмещающийся в поэтические строки, начал выплескиваться на страницы будущего то ли романа, то ли повести – "Припятский синдром".
Тогда же Николай Павлович, вероятно, экстрасенсорно ощутивший этот процесс, предложил написать сценарий о Чернобыльской трагедии и сам дал название – "Как спасти тебя, сын". А поскольку в те сложные перестроечные годы киностудия переживала все углубляющийся финансовый кризис, работа над будущим (сначала двухсерийным, затем односерийным) фильмом, так и замерла на сценарном уровне.
Но именно эта работа повлияла на стилистику повести, которую я предлагаю Вашему вниманию, дорогой Читатель!

Любовь Сирота

Повесть посвящается моим землякам-припятчанам и всем, чьей судьбы коснулась зловещая тень Чернобыльской катастрофы. И хотя в основу ее легли реальные события, повесть не документальна, поскольку все ее герои – образы собирательные…

ПРОЛОГ

… В густом фиолетовом небе пульсирует далекая звездочка. Она увеличивается, превращаясь в яркую вихрастую звезду, затем – в огромный

многоцветный шар, который надвигается все ближе и ближе, оставляя длинный лучистый шлейф… Вдруг ослепительная вспышка… Все небо занимается дрожащим от собственного жара красно-желтым заревом, которое вырвалось, оказывается, из распахнутого зева развороченного взрывом реактора… И еще горячей, красным-красна, громадная труба второй очереди ЧАЭС…

… Ирина резко просыпается. Уже ставший привычным, особенно за последние два года, криз нестерпимой болью терзает голову, горячим свинцом наполняет каждую клетку тела. Ах, как это некстати! Ведь она, наконец-то, решилась забрать сына, но до этого еще так много нужно успеть. Непослушной рукой она нащупывает лекарство, лежащее на тумбочке в изголовье постели. Вынимает из упаковки обезболивающую таблетку, разжевывает ее. Пытается достать таким же образом бокал, но рука срывается. Бокал падает, вода льется на ковер, заливая письма, лежащие на нем.
Ирина морщится от горечи и боли. Стискивает руками голову, отчего ее коротко стриженые волосы ерошатся еще больше. Начинает медленно подниматься. Берет там же, на тумбочке, упаковку валерьянки и отправляет в рот еще две таблетки. Тяжело дыша, она поднимает письма, кладет на тумбочку. Какое-то время сидит в постели, затем с трудом встает. И со стоном, осторожно ступая, держась за голову, бредет в ванную.
Ей слышится голос сына, его первое письмо из санатория:
"Здравствуй, дорогая мамочка! Пишу тебе сразу, после твоего отъезда в 7 ч. 31 мин. У меня все еще сильно болит голова. Так хочется, чтобы эти два месяца протекли незаметно, но впереди еще целых 58 дней. Так хочется тебя увидеть…"
Ирина рассматривает в зеркале свое лицо, изможденное болезнью.
"… Я уже говорил тебе, что не выдержу здесь больше месяца, а мне сказали, что здесь будет еще жарче…Пиши мне, мама!.. Твой Денис."
Изображение в зеркале расплывается. Слышится стон и шум падающих предметов …

~~~~~~~~~~

… Июльское утро одной из окраин столичного города уже дышит зноем. Автобусная остановка. Толпа на ней слишком велика даже для начала рабочего дня. Видно, очень долго нет автобуса. На противоположной стороне улицы показалась хорошо сложенная, но как-то не по возрасту перегнувшаяся фигура Ирины. С дамской сумкой через плечо, ничего не замечая, она медленно переходит дорогу, приближается к остановке. И только тут обнаруживает необычное столпотворение.
Ирина пытается остановить любую машину, но тщетно. Наконец, резко притормозив, респектабельного вида водитель лениво роняет:
– Куда?..
– Минздрав.
– 60 рэ.
– Да вы что? На такси десять рублей всего!..
– Так едете или нет? – вяло прожевал респектабельный гражданин.
Ирина отчаянно захлопнула дверцу. Машина, обдав ее газом, удаляется. Она, подавленная, идет под навес остановки, прислоняется к холодной шершавой опоре. Достает таблетку.
Проходящая мимо остановки женщина кричит ожидающим:
– Напрасно ждете! Автобусы не ходят. Забастовка у них…
На остановке оживление. Кто-то огорчен, кто-то обрадован.
Толпа редеет. А поскольку Ирине непременно нужно сегодня добраться в центр, она решает все-таки дождаться автобуса. Подходит к освободившейся скамейке, усаживается так, чтобы можно было прислонить больную спину к, слава Богу, не полностью сломанной спинке. И, хотя ее беспокоит непредвиденная задержка автобуса, в глубине души она рада каждой новой весточке грядущих перемен, что сладким и одновременно тревожным ожиданием все сильнее напрягают необъятные просторы страны, которую давно в народе прозвали коротким и емким словом "совок". И это странное, но уже знакомое, ощущение сладкой тревоги напомнило ей …

~~~~~~~~~

… Раннее утро 26 апреля 1986 г. Ирина в легком домашнем халатике отстукивает на старенькой портативной "Москве" очередную статью, за которой, по обыкновению, провела ночь. Она ставит последнюю точку, вынимает густо отпечатанный лист. Собирает рукопись и откладывает ее в одну сторону, в другую отодвигает машинку, прикрыв ее свежим номером "Огонька".
На столе, кроме пишущей машинки и рукописи, стоит пустой кофейник и чашка с остатками кофе, а на краю, у книжного шкафа, лежат книги, бумаги.
Рабочий стол у них с сыном один, поэтому днем и вечером обычно свободную площадь его занимает Денис, а ночью он – в полном распоряжении мамы.
Ирина очень любит тишину своих долгих ночей, когда никто и ничто не мешает ей работать или просто "сидеть в окне", размышляя о бытие и вечности наедине со звездами и постоянно изменяющейся, но всегда загадочной луной.
Ирина выключает настольную лампу, ибо в комнате уже достаточно светло. На трехстворчатом окне оранжево вспыхивают слегка раздвинутые шторы. Крайняя створка распахнута настежь, и легкий весенний ветерок развевает тюлевую занавеску. Ирина отдергивает ее и с удовольствием вдыхает пронзительно-свежий воздух, сладко потягиваясь и радуясь удачно законченной работе, ясному небу, ветерку, ласково треплющему ее пышные, длинные светло-русые волосы, пробуждающемуся лесу через дорогу, который плотными соснами убегает вдаль – аж до Управления строительством, и дальше – до ЧАЭС. Лес этот за окном – столь же привычная и дорогая деталь ее ночных бдений. Сегодня он подернут сизоватой, призрачной дымкой. Хорошо!..
Она будит сына, помогает ему собраться в школу, пока тот умывается и гремит посудой на кухоньке, завтракая.
Солнечные блики все больше заполняют небольшую комнату их малосемейной квартиры. Вот луч заиграл по инкрустированным часам на книжном шкафу, по многочисленным корешкам книг на его полках, зажег чеканку над столом, пробежался по кофейным обоям, по декоративной люстре, упал на мягкий плед, покрывающий софу у противоположной от стола стены. Осветил замысловатый рисунок простенького молдавского ковра, который, однако, покрывал почти весь пол, настолько невелика была эта комната. Но у стены напротив окна – от угла до двери – еще уместился диван, на котором лежит расчехленная гитара. А дальше – белая двухстворчатая дверь довольно вместительной кладовки, служащей им еще и платяным шкафом.
Здесь, в одной из припятских малосемеек, Ирине с Денисом уже несколько лет жилось легко и уютно. И хоть через пару месяцев их ожидал переезд на новую квартиру, которого они ждали с нетерпением, все-таки было грустно расставаться с уже привычным жилищем. И потому, от близкого расставания что ли, все здесь казалось еще милее и дороже. И, возможно, поэтому к радостному ощущению чудного весеннего утра примешивалась какая-то щемящая тоска.
Денис, уже в куртке и туфлях, заскочил в комнату за портфелем. Ирина удивляется такой прыти:
– Куда это ты в такую рань? Еще целый час до занятий! Что-то на тебя не похоже…
– Да ладно, мам… Мы сегодня дежурные. И Сережка меня уже ждет во дворе. Мы так договорились, понимаешь?... Ну, прогуляться немного перед школой… Свежим воздухом подышать!... – многозначительно отбивается Денис.
– А… Свежий воздух – это хорошо! – сонно протянула Ирина. – Ну, беги, беги… Да, – вспоминает она, – Деня, знаешь, ночью опять на станции что-то гудело и ухало, аж стекла дрожали… Слышал?!...
– Ну и что?! – крикнул сын уже из прихожей. – Я пошел…

Через несколько часов Ирина тоже вышла из дома, и знакомым маршрутом, через дворы, направилась в ДК, где сегодня собиралась литературно-театральная студия.
День этот ей очень нравится, и как-то по-особенному волнует все: щебетание птиц, трепетные ветки лип и кленов, подернутые зеленью, даже каштаны уже расставили свои широкопалые листья под крохотными свечками. Все знакомо, радостно и вместе с тем как-то неповторимо сегодня. Приятно изумили Ирину пенные ручьи по дорогам и тротуарам, то там, то здесь виднелись поливальные машины. Ах, вот еще почему день сегодня так удивительно свеж! Должно быть, каждую субботу, так тщательно моют улицы города, просто раньше она этого не замечала. И эти пенные ручьи на улицах добавили ее приподнято-восторженному настроению некоторую торжественность и праздничность.
Вместе с тем, Ирина удовлетворенно отметила, что удачно оделась сегодня. Она в джинсах, легкой кофточке и распахнутой яркой ветровке, а главное – в кроссовках, что позволяет ей беззаботно шагать вприпрыжку по пенным лужам. Свежий ветерок приятно ласкает лицо, развевает волосы. Хорошо!..
Появившаяся из-за углового дома старая полесянка еще издали спросила Ирину:
– Доню, дэ тут автостанция?..
– Вот так идите прямо по этой улочке, а там перейдете через дорогу и чуть вправо… Вон она около того леса, видите?! – обстоятельно объясняет Ирина подошедшей старушке.
– На автостанцию не идите! – прервал ее громкий мужской возглас. Ирина оглянулась. Шагах в двадцати от них стоял странный взъерошенный и чем-то озабоченный человек в грязной робе. – Автобусы сегодня все равно не ходят!.. – кричит он.
Старушка засеменила к нему, выяснить, почему же не ходят автобусы. А Ирина, пожав плечами – не ходят, так не ходят! – поспешила дальше.
На проспекте Ленина и на площади перед дворцом культуры необычно много праздно слоняющегося народа и еще больше серо-синих милицейских мундиров. Это обстоятельство вновь удивило Ирину. Праздная толпа, на тротуарах торговые точки с мороженым и прочими сладостями, все отнюдь не похоже на рядовую субботу, а дышит приближающимися майскими праздниками.
Во дворце же, наоборот, почти никого нет. Ирина приветливо поздоровалась с вахтером, не старой еще женщиной, которую все почему-то звали бабой Пашей. Та что-то хочет сказать Ирине, ибо любит посудачить с ней о своем житье-бытье. Но на этот раз Ирина разводит руками, давая понять, что опаздывает. И бежит вверх по лестнице, пересекает изящно оформленный танцевальный зал.
В студийной комнате оказалось только двое. Татьяна – инженер ЧАЭС, недавно родившая третьего ребенка. Освобожденная от "трудовой повинности", она каждую минуту свободного времени отдает теперь писанию стихов и рисованию. Сегодня она пришла пораньше, чтобы заняться стенгазетой. Второй в комнате была подруга Ирины Софья – профессиональная журналистка, работающая в местной газете и подрабатывающая на радио. Она стоит у окна и курит. Татьяна сидит за столом перед чистым листом ватмана, так и не нанеся на будущую газету ни штриха.
– Ну, что слышно?.. – встретили они Ирину дружным дуэтом.
– Вы о чем? – удивляется Ирина. – И почему нас до сих пор так мало? А я-то думала, что опоздала!..
– А!.. – разочаровано басит Софья, подходя к Ирине, целует ее в щеку, тут же вытирая след от помады. – Это дитя все еще в неведении. Как тебе это нравится, Татьяна?..
Софья возвращается к оставленной в пепельнице на окне сигарете, жадно затягивается и с любопытством разглядывает Ирину.
– Птичка Божия не знает ни заботы, ни труда, – подхватила Татьяна, но потом уже серьезно добавляет: – Больше никого не будет, наверное… Нас двоих тебе хватит?.. Можешь начинать, начальник!
– Что случилось? – упавшим голосом спрашивает Ирина.
– Да мы сами толком ничего не знаем, – тихо говорит Татьяна. – Что-то на станции произошло ночью… Очень плохое что-то… Даже жертвы есть…
– Кончай паниковать! – выдохнула вместе с дымом Софья. – Если бы что-то очень плохое, я бы уже точно знала!.. Не дрейфь, командир, – обращается она к Ирине. – Давай разберем, что там у нас сегодня, и разбежимся по домам… За детей тревожно-таки…
– Да, а что ты думаешь… В третьей школе учеников велели на улицу сегодня не выпускать, – подтверждает Татьяна, старшая дочь которой учится в пятом классе этой школы.
– Ах, вот оно что?!.. – какое-то непривычное, сладко-тревожное чувство овладело Ириной и, смешавшись с утренним восторгом, заполнило каждую ее клетку и даже защипало в носу. Однако, тут же собравшись, она сказала почти спокойно:
– Ладно. Не будем гадать. Татьяна, ты попробуй дозвониться на станцию. А я пока посмотрю, что у нас там запланировано на сегодняшний вечер…
– Звонить бесполезно! – бурчит у распахнутого окна Софья. – Она и так добрых полчаса "сидела" на телефоне. Молчит атомная…
Ирина, устроившись за столом, раскрывает журнал:
– Так… Ну, что поделаешь?.. Ты, Тань, сегодня свободна. Лети к своему малышу. Ему ты нужнее… А у нас, Софушка, с тобой два выступления в общежитиях… Давай так: ты пока тоже иди к своим. Вернешься сюда в шесть. А я к тому времени созвонюсь… или как-то свяжусь с общежитиями... Но, судя по всему, чаэсовским, думаю, не до вечера поэзии сегодня… А в стройковском – вполне возможно, нас будут ждать… Ты будешь читать, я петь… А ответы на вопросы, как обычно! Добро?..
– Окей!.. – спрыгнула с окна Софья, колыхнув курчавой копной длинных темно-русых волос. – До вечера! – чмокнула она в щечку Ирину и ласково потрепала короткую стрижку Татьяны.

Ирина дома. Она взволнованно меряет шагами комнату, иногда выходя на кухню – приглянуть за готовящимся обедом. Вдруг, спохватившись, плотно закрывает окно. Сына все еще нет. Часы показывают половину третьего. Наконец открывается входная дверь, Ирина спешит навстречу сыну в маленькую прихожую. Зрелище потрясающее – мальчик весь с головы до пят в глине и песке. Когда он сбрасывает туфли, из них высыпаются "горы" песка.
– Боже мой! Где тебя носило, – ужасается Ирина.
– А… это у нас субботник был сегодня… Мы… двор подметали, – соврал Денис.
На самом деле, он после школы бегал с Сережкой на речку, но об этом Ирина узнает позже. А пока она возмущается:
– В одних школах детей сегодня вообще не выпускали на улицу, а у этих, видите ли, субботник, да еще в младших классах… Безобразие!..
На что Денис, переодеваясь, ответил со знанием дела:
– Я все знаю. Ночью на станции что-то бабахнуло!... У нас даже совещание было для учителей… А нам сказали – нужно пить таблетки какие-то с йодом, а взрослым можно пить вино… Может, детей даже, как это… э… ва… вывезут в общем…
– Эвакуируют?! – подсказывает Ирина.
– Да, правильно! Э…ва…кую…ют, – умываясь, соглашается он.
– Ладно, знаток! Мойся. Пообедай. Займись чем-нибудь. Почитай. А у меня еще дела сегодня. Вернусь поздно. Я тебя закрою. Так что будь умницей!.. Окно, смотри, не открывай! Ясно?!
– Ясно, – вздыхает сын.

Литературный вечер, посвященный творчеству Марины Цветаевой, в стройковском общежитии подходит к концу. Молодежи в "красном уголке" собралось довольно много. Они долго не отпускают гостей. И вот Ирина исполняет последнюю песню:
Времени у нас часок.
Дальше – вечность друг без друга!
А в песочнице – песок –
утечет!
Что меня к тебе влечет –
вовсе не твоя заслуга!
Просто страх, что роза щек –
отцветет…
Ты на солнечных часах –
монастырских – вызнал время?
На небесных на весах –
взвесил – час?..
Для созвездий и для нас –
тот же час – один – над всеми.
Не хочу, чтобы зачах –
этот час!..
На последних аккордах песни их с Софьей окружили, засыпая вопросами. На время этой встречи все забыли тревоги сегодняшнего дня. И только в одиннадцать, с букетами цветов, вырвались подруги от благодарной аудитории.
Миновав недостроенный стадион, они, опьяненные теплым приемом и чудесным ласковым вечером, идут к центральному проспекту с обычным для центральных улиц всех городов СССР именем Ленина, сопровождаемые яркой иллюминацией: лучистым "НАРОД И ПАРТИЯ ЕДИНЫ" над горкомом, "ГОТЕЛЬ ПОЛІССЯ" – рядом с ним, "ДВОРЕЦ КУЛЬТУРЫ "ЭНЕРГЕТИК" – над зданием ДК, над магазином слева – "РАЙДУГА", а справа, издали, с высоты девятиэтажного жилого дома изливает на них свой неоновый свет бессмертная фраза – "ХАЙ БУДЕ АТОМ – РОБІТНИКОМ, А НЕ СОЛДАТОМ"...
Софья провожает подругу, ибо в такой чудесный вечер домой идти еще не хочется. Так, беспечные, дошли они до конца проспекта. И как только вышли на кольцо, ведущее к мосту, обе ахнули: вдали, над лесом, стояло огромное горячее зарево. Оно колыхалось и дрожало, как над раскаленным мартеном. И еще горячей, красным-красна была громадная труба второй очереди ЧАЭС.
– Да… – выдавила из себя Софья. – Значит, и впрямь дело дрянь!..
В Ирине же, наряду с потрясением, опять поднялась волна сладко-тревожного ребячьего восторга:
– Давай подойдем к мосту!.. Интересно, остановят нас или нет?!
Софья, похоже, испытывала такое же чувство. И молодые женщины бодро зашагали к мосту, ведущему из города. Они уже начали подниматься на мост, но никто их так и не остановил. И, потеряв интерес к авантюрной затее, подруги медленно возвращаются, не отрывая глаз от зарева над лесом.
– Вот бы забраться сейчас на крышу девятиэтажки и наблюдать за всем, что будет происходить дальше, а? – по-мальчишески восклицает Ирина. – А что?! Это, быть может, наш профессиональный долг…
– Слушай, мать! Тебе не кажется, что ты слишком близко живешь к этому джинну?.. Как бы он и вовсе не вырвался из своей раскаленной бутылочки?!.. – басит Софья. – Значит, так: если что – пусть Денис с рукописями мчит ко мне, у нас все-таки подальше, значит, и безопасней… А ты можешь созерцать и летописать, сколько душе твоей угодно… Договорились?!
– Добро! – соглашается Ирина.
Прощаясь, они обнялись как-то крепче и теплее, чем обычно. И уже стали расходиться, как с моста, мимо них, по проспекту в сторону горкома промчалась вереница черных "Волг" и правительственных "ЗИЛов".
Ничего не говоря, подруги еще раз махнули друг другу на прощание и поспешили каждая в свой дом. И над каждой уже довлело, уже весело в воздухе и охватывало непонятным тревожно-сладостным трепетом сердце – полузабытое военное слово: эвакуация!
Дома Ирина застала уже спящего сына. Не снимая верхней одежды, она зажигает настольную лампу. Открывает настежь дверцы шкафа-кладовки, достает оттуда большую черную дорожную сумку. И, сев на стул, рассеянно осматривает комнату, соображая, что же самое необходимое нужно уложить в сумку, на случай, если…
Сын заворочался и открыл глаза:
– Мама, куда ты?..
– Я только пришла, сынок!..
– А что ты делаешь? – сонно и встревожено спрашивает он, глядя на сумку и распахнутую кладовку.
– Думаю, что положить в сумку, чтобы быть готовыми в случае эвакуации…
– А что? Она будет?..
– Не знаю. Но, кажется, что будет… Ты спи пока. Спи. Я тебя разбужу, если что…
– Хорошо. – Денис, отвернувшись к стене, сразу сладко засопел.
Ирина же энергично встает, вынимает из кладовки теплые вещи, смену белья, два полотенца. Выходит из комнаты, возвращаясь с мылом и прочей парфюмерией. Вещи, часть писем и бумаг, несколько книг – постепенно заполняют сумку. Она открывает дверцу нижней секции книжного шкафа, роется в бумагах, собирает документы, кладет их в дамскую сумочку. Достает альбом, садится с ним к столу, листает. Выбрав несколько не вклеенных фотографий, тоже кладет их в сумочку.
Альбом, открытый на самой яркой театральной странице их припятской жизни, лежит на столе. На фотографиях – репетиции и премьера большой полуторалетней работы – поэтического спектакля о Марине Цветаевой. Ирина же, раскрыв окно, как обычно, сидит на подоконнике и смотрит в глухую, тревожную ночь. Ей слышится романс из спектакля на стихи М. Цветаевой:
Вот опять окно,
где опять не спят.
Может – пьют вино,
может – так сидят.
Или просто – рук
не разнимут двое.
В каждом доме, друг,
есть окно такое.
Крик разлук и встреч –
ты, окно в ночи!
Может – сотни свеч,
может – три свечи...
Нет и нет уму
моему покоя.
И в моем дому
завелось такое.
Помолись, дружок, за бессонный дом,
за окно с огнем!
А за окном, по дороге на станцию, туда-сюда тихо, без обычных сирен и сигнализации, снуют машины пожарной и "скорой" помощи, а также черные "Волги" с темными окнами.
Около трех часов ночи в квартиру тихонько постучали, потом громче.
– Кто?.. – спрашивает Ирина.
– Откройте! ЖЭК… – негромко проскрипело за дверью.
Ирина открывает. Незнакомый мужчина скрипучим голосом почти прошептал, как заведенный, фразу:
– Приготовьтесь к эвакуации. Не спите. Ожидайте…
– Где? – спрашивает Ирина.
Но тот уже скребется в другие двери. Ирина замечает в длинном полутемном коридоре несколько семей, тихо, словно тени, стоящих вдоль стен у своих вещей.
Вернувшись в комнату, она будит сына. Помогает ему, сонному, облачиться в уже приготовленную одежду. Денис обувается, набрасывает куртку. Они выходят и, как остальные, некоторое время молчаливою тенью стоят у дверей.
Воздух в коридоре как-то уж очень густ, до металлического привкуса во рту. Люди переговариваются сначала сдавленным шепотом, потом чуть громче, и вот уже можно расслышать обрывки фраз:
– … говорят, автобусы под Шепеличами уже стоят…
– … Да сколько же ждать-то?!.
Но, на удивление Ирины, все сдержаны и благоразумны. Нет ни паники, ни истерик, которые, по литературным описаниям, обязательны в подобных ситуациях. Лишь слышно, как в соседней квартире слева глухо скулит Антонина, жена сотрудника милиции. Оно и понятно – муж ее, Толик, конечно же, останется в городе при любых обстоятельствах.
Взволнованный Толик выскакивает из квартиры, кивает Ирине и спешно уходит. За ним выбегает зареванная Антонина. Увидев Ирину, она бросается к ней и тихо просит:
– Ирочка, присмотри минут пять за Анкой, пожалуйста!.. Я сейчас…
И, едва сдерживаясь, соседка быстро идет к лестнице, а там уже бежит. Из квартиры справа выходит буфетчица Вера с годовалым младенцем на руках.
– Так вы успели забрать его из больницы? – вместо приветствия спрашивает Ирина.
– Вчера вечером, – тихо отвечает соседка.
– Ну, слава Богу, что успели, – вздыхает Ирина, – теперь хоть вместе будете…
Из дверей слева выглядывает пухленькое симпатичное личико трехлетней Анюты – такое личико обычно изображают на детском питании "Малыш". Огромные голубые глазенки ее широко распахнуты.
– Де мама? – хнычет она.
– Иди ко мне, моя хорошая, – зовет ее Ирина, берет на руки, целует. – Мама сейчас вернется… Все хорошо… Все хорошо, маленькая…
Возвращается Антонина, она бледна и подавлена.
– Спасибо!.. Идем домой, Анна, будем собираться!..
Дети не выдерживают давящего ожидания и начинают убегать во двор. Денис тоже шепотом просит Ирину отпустить его. Она раздумывает, но потом сдается. И сын, радостный, вприпрыжку исчезает в лестничном пролете.
За детьми потихоньку начинают спускаться во двор и взрослые.
Ирина возвращается в квартиру, занеся вещи в прихожую. И вновь садится на подоконник, со второго этажа наблюдая за происходящим у подъезда. На скамейках и около них стоят чемоданы, дорожные сумки, авоськи, рюкзаки. Взрослые, кто в чем, собрались в кучки, обсуждая события минувшего дня, гадая, предполагая, споря о том, что ждет всех дальше. Тучный мужчина в теплом спортивном костюме доказывает всем, что одежда должна быть походной, мол, он точно знает: вывезут их километров за десять в палаточный городок денька на три, а потом все опять вернутся по домам, так что не стоит обременять себя лишним грузом.
Дети бегают, играя в догонялки. Самые маленькие, и среди них Анюта, копошатся в песке. Денис и несколько его ровесников, ребят 9 – 10 летнего возраста, забегают в подъезд и выбегают со спичками. Ирина кричит:
– Денис, зачем у вас спички? Вы что, жечь что-то собрались?
– Нет, мам, – громко отвечает сын. – Спички мы собираем уже испорченные. Это у нас игра такая. Смотри…
И они с Сережкой, полным сероглазым мальчуганом, продемонстрировали ей свою игру. Каждый берет спичку двумя пальцами правой руки, и затем с силой сталкиваются две спички. У кого сломалась, тот проиграл.
– Видишь, я выиграл! – подняв голову вверх, кричит Денис.
– Ну, хорошо! Играйте, – махнула рукой Ирина и посмотрела в небо, откуда приближался резкий рокот вертолета.
Был уже шестой час утра. И в посветлевшем небе четко вырисовался пятнистый военный вертолет, который, пролетев совсем близко от них и низко над лесом, приземлился где-то недалеко – то ли у автостанции, то ли на старом стадионе. Мальчишки ринулись туда. Взрослые всполошились:
– Стойте! Куда вы?!
– За дом! Только посмотрим, где он сел, и назад, – отвечает кто-то из ребят.
Ирина выскочила из квартиры и стремглав бросилась по лестнице. На первом этаже у коридорного окна, сидя на корточках, во что-то играют несколько девочек. Ирина, на миг остановившись, спрашивает у старшей:
– Ну, что слышно, Наталка?...
– Говорят, если нас до девяти не эвакуируют, то остаемся. Но реактор раскалился так, что только плюнь и взорвется!.. – охотно сообщает девочка.
– Ясно. Благодарю за информацию! – бросает Ирина и бежит дальше.
Она догнала сына почти у стадиона, где еще шумел пропеллер вертолета.
– Быстро домой! – строго говорит она ему. – И все остальные тоже – по домам. Вертолета не видели, что ли? Быстренько все отсюда!..
С десяток мальчишек неохотно плетутся обратно, то и дело, оглядываясь на громадную пятнистую машину. По дороге Денис, измученный почти бессонной ночью, простонал:
– Мам, ну будут нас ликвидировать, или нет?!..
Ирина невольно улыбнулась его ошибке, но ответила серьезно:
– Я знаю не больше твоего. Говорят, автобусы уже стоят в Чернобыле и под Шепеличами, но официальной информации нет никакой…
– Что значит – официальной?
– Ну, по радио никто ничего не сообщал… Поэтому – одни только слухи, понял?..
– Понял, – неуверенно ответил Денис.

– Я устал уже, мам, – говорит он, когда они вошли в свою квартиру. – Можно я еще немного посплю?
– Конечно, можно. Даже нужно! Все лучше, чем носиться за вертолетами. Ложись прямо в куртке и обуви, чтобы, если что, не терять времени…
Денис опять заснул очень быстро, а Ирина, закрыв его на ключ, поспешила к телефонным будкам на автостанции, в надежде дозвониться в ДК, в горком, в редакцию – куда-нибудь, чтобы узнать все более или менее достоверно. Но ни один телефон-автомат не работает. Значит, отключили, решила Ирина.
Она еще какое-то время кружит вокруг дома в надежде что-то узнать, сгорая от желания побежать во дворец и, в то же время, боясь оторваться от дома – вдруг в суматохе внезапной эвакуации она потеряет сына.
Солнце уже поднялось высоко. Жильцы их дома и ближайших, тоже разбуженных, домов давно разошлись по квартирам. По тротуару, в сторону железнодорожной станции Янов гуськом – с сумками и чемоданами – потянулись командировочные, вероятно, уже получившие документы на отъезд. Таких в городе, на строительстве пятого и шестого блоков ЧАЭС, было несколько тысяч.
А с балконов вдогонку им несется:
– Вы куда так спешите, мужики?!
– Нихт ферштейн, – отшучивается кто-то из них на ходу.
Из соседних домов перекрикиваются тоже:
– Эй, кума! Идите к нам!...
– Нет, лучше вы – к нам! У нас самогон есть!...
"Пир во время чумы", – подумалось Ирине. Она и сама – от неизвестности ли, от сжатости ли кисловатого воздуха – была в каком-то странном, полупьяном возбуждении. Неведомая сила носила ее вокруг дома с такой легкостью, что, казалось, она не касается земли.
Лишь к полудню она решается-таки оторваться от дома и почти летит по знакомому маршруту в сторону ДК. То и дело с усилием трет она глаза и щеки, которые почему-то очень чешутся, все лицо слегка пощипывает. Но Ирине не до того, ей хочется сейчас запомнить все: и молодые, остро торчащие под крохотными еще свечками, листья каштанов; и пестрые, но теплые тона многоэтажек, стоящих в полушахматном порядке; и красивый детский садик с удобными игровыми площадками; и двор школы, где учится сын. И все-все вокруг кажется Ирине необычно компактным, как будто над городом завис невидимый купол-потолок, а сам город, сжатый атмосферой, стал похож теперь на огромную, прекрасную, уютную квартиру.
Идущие ей навстречу парень с девушкой, глядя на оживленное лицо бегущей, переглянулись. И парень прошептал спутнице:
– Вот видишь, люди спортом занимаются. А ты переживаешь… Все хорошо!..
А Ирина бежит дальше.
На площади перед дворцом собрался почти весь "творческий цвет" города. Еще издали Ирина заметила вихрастую шевелюру рослого, всегда веселого и находчивого Василия – руководителя дискотеки. Он, как обычно, в центре. Вокруг него стоят: Олег и Сережа – ребята из рок-группы; маленькая, рыженькая и непосредственная, как божий одуванчик, Верочка – хозяйка всех клубов и любительских объединений; статная Надежда – руководитель хора; быстрая остроязыкая Ольга – руководитель детского драмкружка; близорукая, добродушная Валя – руководитель агитбригады, которая, несмотря на поздний срок беременности, пришла к своим, чтобы узнать, что же все-таки произошло. Чуть в стороне от них щелкает фотоаппаратом, снимая оживленные улицы города, руководитель любительской киностудии – долговязый Коля, которого между собой все дворцовские зовут не иначе, как НикНик.
– Ба, знакомые все лица!.. – восклицает Ирина, пожимая протянутые руки. – Рассказывайте же!...
Но и здесь толком никто ничего не знал.
– Ты полагаешь, что от суммы наших "знаний" мы обогатились информацией?.. Увы!.. – горько иронизирует Василий. – Мы, как и все смертные, пользуемся только слухами…
– Слушайте, как гнусно было вчера играть и петь для пьющей, жующей и танцующей свадьбы, когда уже знаешь, что кто-то на станции погибает в это время?! – взволновано говорит Олег, в серых глазах его на миг блеснули слезы.
– Да, гадкое чувство, – соглашается с ним Василий. – Наша дискотека тоже вчера свадьбу обслуживала…
– Все! Я иду в горком, – не выдерживает Надежда, – попробую от вахтера позвонить куму, он как-никак наш "министр культуры", что-то же он должен знать…
И она, с присущим ей достоинством, гордо понесла свою статную фигуру в сторону горкома. А с противоположной стороны к собравшимся приближается яркая, как царица, Софья, держа за руки двух своих разнаряженных дочурок.
– Ах, да!.. Ведь сегодня у нас должен был "представляться" киевский кукольный театр, – оглянувшись на афишу перед дворцом, вслух догадывается Валя и, как всегда, смешно оттягивает пальцем правый глаз, "наводя резкость" на нарядную Софью с девочками.
– Ты, мать, никак в театр собралась?! – острит Ирина, подставляя щечку.
– А что? Мы народ стойкий!.. И в театр могем, – невесело отшутилась Софья, целуя Ирину и пожимая руки остальным.
Оказывается, Ирина знала больше всех, ибо только их район разбудили ночью, поскольку он – ближайший к атомной станции, остальные же безмятежно спали.

К собравшимся подходит высокий, худощавый директор ДК. Все взоры устремлены к нему, ведь пришел он ОТТУДА – из горкома.
– Ну что?! – встретил его хор голосов.
Польщенный таким вниманием, директор делает внушительную паузу, поправляя мягкие седые волосы. И только после этого медленно, растягивая слова, заговорщицким тоном сообщает:
– Была опасность большого взрыва… Мог здорово пострадать реактор… Тогда дела были бы куда серьезней… А сейчас… Пожар уже потушен… В общем, положение нормализуется…
– Вы нам лучше скажите, эвакуация будет или нет?! – прерывает его прямолинейная Ольга.
– Может быть… Но, может, и не сегодня…
– А с дискотекой как сегодня? – хитро щурит голубые глаза Василий.
– Если город не эвакуируют до вечера, то, безусловно, дискотека будет… Все должно быть, как всегда… Никакой паники!.. – авторитетно отвечает директор.
– А где это вы увидели хотя бы намек на панику? – басит Софья, гордо демонстрируя себя и обводя рукой пестрящую нарядной толпой площадь и по-праздничному людный проспект.
– Виталий Виссарионович, – не выдерживает Ирина, – а вам не кажется, что массовые мероприятия в такой день неуместны и недопустимы?!..
– Кажется, кажется!.. – нервно отпарировал директор. – Повторяю для непонятливых – если эвакуации не будет, то ни одно мероприятие не отменяется!..
И, резко повернувшись, он быстро идет в здание ДК.
– Мальчики-девочки, смотри-ка, народ в гастроном повалил!.. Айда и мы, что ли?! – разряжает создавшуюся неловкость Софья.
– Айда! – загудели "творцы" и дружно двинулись в центральный гастроном, расположенный на первом этаже недавно построенного двухэтажного торгового центра.
Их догоняет запыхавшаяся Надежда:
– Там уже вторые сутки правительственная комиссия заседает, все не могут решить, что с нами делать…А кум велел идти домой. Говорит, что детей будут вывозить обязательно, а остальных – еще неизвестно…
– Да уж вывезли бы детей. И то, слава Богу!.. И нам бы сказали, что делать?.. А то – где-то что-то происходит… Кто-то где-то пожар тушит… А мы как ни при чем!.. – горячится Ирина.
– На пристани, между прочим, песок в мешки засыпают, сам видел, – поправляя очки, говорит НикНик.
– Вот-вот, – подхватывает Ольга, – а мы как клоуны на пожаре!.. "Ни одно мероприятие не отменяется!.." – передразнила она директора.
– И где только наша хваленная гражданская оборона?! – возмущается маленькая Верочка. – Помните, как они пару месяцев назад будоражили дворец своей грандиозной репетицией?.. А сейчас уж второй день о них ни слуху, ни духу!..
– Спокойно-спокойно!.. – с горькой иронией успокаивает всех Василий. – Вчера были свадьбы, сегодня – дискотека… Так что веселись, народ!.. А начальство будет думать, что с нами делать… Жираф большой, – оглядываясь в сторону горкома, – ему видней!..
– Правильно, Василий! – поддержала его Софья. – Давайте решим так – если детей вывезут – вечером все соберемся у тебя в дискотеке. Окей?!. Все слышали?..
– А что делать будем, Софья Петровна? – со сладостно-почтительной улыбкой пропел НикНик, поправляя очки.
– Все, Коля! Все будем делать! – бодро басит та, когда они веселой гурьбой входят в просторный торговый зал гастронома с множеством отделов, около каждого из которых оживленный народ быстро выстраивается в привычные очереди.
– Боже мой! Как нас сегодня балуют!.. – удивляется обилию продуктов на полках Олег.
Действительно, кроме нескольких видов копченых колбас и прочих дефицитных – даже для неплохо обеспечивающихся из государственного резерва военных и атомных городков, – продуктов питания, сегодня в центральном гастрономе Припяти появилось немало редкого, почти "экзотического", провианта, включая сметану и другие молочные изделия в новых, доселе невиданных тут, удобных пластиковых упаковках.
– К чему бы это?.. – тоже удивляется НикНик, снимая и протирая очки.
– Так ведь к майским праздникам, наверно, – предполагает Валя, "наводя резкость" на мясной отдел, до неприличия заполненный красиво расфасованными куриными тушками и разными сортами говядины и свинины.
– Да нет, ребятки!.. По всему видно, это наши к приезду высоких гостей подсуетились!.. – констатирует Софья.
– Точно!.. – подтверждает Василий.
– Ах, бедненькие!.. Неужели им пришлось опустошить все свои партийные закрома?! – пытается иронизировать Ирина.
– Ха!.. Ты думаешь, они могут что-то сделать себе во вред?!. Держи карман шире!.. – язвит Ольга.
– Ты права, что-то тут не так, – соглашается с ней молчаливый сегодня Сергей.
– Так, не так!.. Что гадать, такие сюрпризы в нашей жизни бывают крайне редко… Так что налетай, братцы, пока есть на что!.. – гудит, как хрущ, Софья, направляясь к очереди в колбасный отдел.
И друзья, разойдясь по магазину, принялись с удовольствием отовариваться. Они полноценно воспользовались "счастливым моментом", выстояв в нескольких очередях, и потратив всю имеющуюся наличность. Авария – аварией, а праздники все-таки, действительно, не за горами!

Только они, уже с покупками, вышли из гастронома, как громко заговорил мощный дворцовый радиорепродуктор, бодрым женским голосом передавая официальное сообщение:
– Внимание! Внимание! Уважаемые товарищи! Городской Совет народных депутатов сообщает, что, в связи с аварией на Чернобыльской атомной электростанции, в городе Припяти складывается неблагоприятная радиационная обстановка. Партийными и советскими органами, воинскими частями принимаются необходимые меры. Однако, с целью обеспечения полной безопасности людей и, в первую очередь, детей возникает необходимость провести временную эвакуацию жителей города в близлежащие населенные пункты Киевской области. Для этого к каждому жилому дому сегодня, 27 апреля, начиная с 14-00 часов, будут поданы автобусы в сопровождении работников милиции и представителей горисполкома. Рекомендуется с собой взять документы, крайне необходимые вещи, а также, на первый случай, продукты питания… Руководителями предприятий и учреждений определен круг работников, которые остаются на месте для обеспечения нормального функционирования города. Все жилые дома, на период эвакуации, будут охраняться работниками милиции…
Товарищи! Временно оставляя свое жилье, не забудьте, пожалуйста, закрыть окна, выключить электрические и газовые приборы, перекрыть водопроводные краны!.. Просим соблюдать спокойствие!..
Организованность и порядок – при проведении временной эвакуации!..

– Девчата! – после общего оцепенения воскликнула Софья. – Вдруг мужичков-таки не вывезут?! А-ну, у кого что лишнее – отдавай дискотечникам, чтобы им не грустно было умирать! – горько шутит она.
Друзья обнимаются на прощание и спешат в разные стороны. Ирина бежит домой, крепко держа в руках свежую буханку хлеба да парочку сегодняшних дефицитов: треугольный пакет молока и блестящую пачку сметаны. Сильно запершило в горле. А громкоговорители со всех сторон добавляют к уже сказанному:
– Внимание! Внимание! Жителям Припяти, имеющим личный транспорт, разрешено покидать город самостоятельно!..
– Ну да, конечно, – бурчит не бегу Ирина, – хлопот меньше!..
Спеша домой, она все-таки успевает отметить, что мир вдруг как будто начал сворачиваться… А ранние широкопалые листочки каштанов почему-то свесились и жалко болтаются под незрелыми свечками. И опять странная волна возбуждения, смешанная с щемящей тоской, заполнила все ее существо.
– Ну, все, Денис, эвакуация! – выкрикнула запыхавшаяся Ирина, открывая дверь своей квартиры.
Зайдя в комнату, она обнаруживает сынишку, торчащим в окне. Впрочем, в комнате осталась лишь его нижняя половина, все остальное свесилось вниз и горячо что-то кому-то доказывало.
– Ах ты, сорванец! – Ирина затягивает сына в комнату.
Через несколько минут они уже выходят из подъезда – Ирина с дорожной сумкой и дамской сумочкой через плечо, Денис – с книгой под мышкой и пакетом, куда уложил за время маминого отсутствия кое-что из своих "ценностей".
Остановившись у той самой дороги, где ночью проносились пожарные, "скорые" и черные "волги", Ирина опускает на землю сумку и, присев на корточки, ласково уговаривает Дениса:
– Сынок, подожди меня здесь. Смотри, что бы ни случилось – ни с места!..
– Мам, ты куда? – испугался тот.
– Я сбегаю к тете Гале, здесь же недалеко – пять минут по дороге, ты меня будешь видеть! Я только гляну издали, если их машина еще стоит, то узнаю – может, и нам найдется местечко?.. А если машины нет, я сразу назад! Хорошо?!..
– Ты только побыстрей!..
Ирина опять почти летит над землей по дороге мимо стройковских общежитий – с одной стороны и знакомого леса – с другой. Когда она приблизилась к цели, машины – увы! – уже не было, зато к дому подкатил новенький "Икарус", полный милицейскими мундирами. Офицер, выпрыгнувший первым из автобуса, спросил ее:
– Вы в этом доме живете?
– Нет.
– Так что же ты здесь делаешь? Беги к своему и жди там!.. Ваших, может, уже вывозят!..
– Слушаюсь! – дерзко козыряет Ирина и несется обратно, тихонько бурча: – Ну, вот и вам, голубчики, настоящее дело нашлось!.. Поменьше будете людьми помыкать!..
Денис издали машет ей рукой.
Она не опоздала. Только через пару минут у подъезда появился милиционер, который объясняет, что забирать их будут с другой стороны дома, на улице Дружбы Народов, что каждый пусть поднимется к своей квартире и дождется, пока ее опечатают, а затем все должны собраться в указанном месте и ждать автобус.
– Скажите, а куда нас повезут? – спросил кто-то.
– Ваш дом, насколько мне известно, в Иванковский район. А некоторые микрорайоны – в Полесский…
– А в Киев сегодня уехать можно будет? – интересуется толстяк в спортивном костюме.
– Пожалуйста, у кого есть родственники или знакомые в Киеве, из Иванкова можете ехать к ним… Договоритесь с водителем своего автобуса, желающих он, думаю, подбросит до Киева… Есть еще вопросы?..
Вопросы были, но Ирина уже скрылась в подъезде. Как раз вовремя поднялась она к себе на второй этаж – соседнюю квартиру уже опечатали.
– Ваша? – спросил милиционер.
– Да.
И тот заклеил замочную скважину двери длинной бумажкой, на которой уже стояла дата, печать и подпись.
Ирина с Денисом выходят на Дружбу Народов, где уже скучились их соседи. Здесь же они видят Сашу Рахлина, солиста рок-группы, в красном парусиновом спортивном костюме с небольшой сумкой через плечо. Он живет в том же доме, двумя этажами выше.
– Ты тоже решил, что нас дня на три в палатках поселят? – шутливо спрашивает Ирина.
– Думал, так удобней. А теперь озадачен, – отвечает Саша и звонко хлопает протянутую ладошку Дениса. – Привет, Денька!..
– Ой, хорошо, что вы еще не уехали, – подбегает к ним Олег. – Я поеду с вами!.. Какая разница, дома-то рядом…
– Правильно, Олег! – по взрослому хлопает его по руке Денис. – Вместе веселее!..
– Ребята, вы слышали, что можно в Киев ехать сегодня? – спрашивает Ирина. – Но я так думаю, коль можно в Киев, то можно и дальше! Так что мы с Дениской едем к сестре в Белоруссию…
– А сколько все это продлится? – спрашивает Олег.
– Во всяком случае, до конца майских праздников наверняка! – предполагает Саша. – Давай, Олежка, и мы махнем к нашим на Урал?!
– Вот так, в спортивном костюме?! – усмехается Ирина.
– А что, – растерялся Саша, – ты думаешь, в самолет в спортивном не пустят?..
– Почему, – успокаивает она, – если все объяснить, думаю, должны пустить даже в шортах!..
– Успею я сбегать домой или нет? – мучительно вслух раздумывает Олег. – Надо же, натянул старые джинсы. Хоть бы с собой другие взял… А вдруг это надолго?!.
– Не знаю, – говорит Саша, – но мы с тобой третьего мая должны вернуться. У нас концерт четвертого. И его пока никто не отменял!..
– А может, сбегать? – уже чисто по-детски переспрашивает Олег.
Он, не смотря на свои 22 года, действительно, больше похож на подростка с широко распахнутыми, всегда удивленными глазами. Одним словом, романтическая натура.
– Беги, Олежек! Беги, – по-матерински отпускает его Ирина. – Если что, мы задержим автобус на пару минут…
– Ага! – обрадовалась Олег. – Я мигом!... – кричит он, убегая.
Вдоль улицы кучками ожидают своих автобусов жильцы разных домов. Но среди их соседей больше всего детей – на руках, в колясках и постарше, которые играют, смеются, ревут. Анюта дергает за плащ страдающую мать:
– Ма, де папицька? Ма!..
И когда мимо проезжает автобус, заполненный радостными лицами жильцов мужского общежития, Ирина вновь тихо возмущается:
– А говорили, детей будут вывозить первыми… Нам еще и не думают подавать автобус, а эти уже веселые покатили… Как тебе это нравится?!.
– Мужикам везде у нас дорога, – вяло пропев, отшутился Саша.
По тротуару к друзьям приближается, не видя их еще, Александр Деханов из драмкружка – в спектакле Ирины он играл Блока.
– Ты глянь, сам Александр Блок, собственной персоной, – шутит Ирина. – Гулять изволите?!.
– О, ребята, вы здесь?!. – бросается к ним Деханов. – Здорово, что я вас встретил!..
– Так, может, и ты с нами? – спрашивает Саша.
– Не, я к своим! Но мы еще обязательно встретимся!.. – он жарко прощается с ними и уже почти бегом удаляется.

Скоро к ним подкатил удобный "Лаз", потом еще один. В это время подбегает довольный Олег. И все быстро размещаются в автобусе.
Ирина с Олегом оказались на предпоследнем сидении, Ирина – с краю, Олег – у окна. Саша и Антонина с Анютой впереди них. Денис и еще несколько ребятишек забрались на заднее сидение. Мест хватило всем.
Автобус едет по Дружбе Народов – мимо ожидающих людей; мимо поликлиники, во дворе которой необычное оживление; мимо постовых милиционеров в легкой, почти парадной форме и мимо тепло упакованных милиционеров на мотоциклах, на лицах которых – плотные респираторы. Все глаза жадно устремлены в окна. На пристани несколько человек в белых "лепестках" засыпают руками и лопатами песок в мешки. Чуть дальше – вертолет, в который погружают уже наполненные мешки.
– Смотри, тут еще песок грузят… А нам никто ничего не сказал, – удивляется кто-то впереди.
– Действительно! – дрогнувшим голосом восклицает худенький Олег. – Неужели мы бы не помогли?!.
Ирина до боли сжимает губы от обиды на всю эту неразбериху. Автобус проезжает мимо горкома, за которым очень хорошо видны несколько военных машин с радарными установками.
– Значит, прямая связь с Москвой у них есть, – говорит кто-то.
– Безусловно! Нас, конечно же, вывозят по распоряжению оттуда, – скрипит толстяк в спортивном костюме.
– Что-то долго ждать пришлось их распоряжения, – отозвалась все время молчавшая Антонина.
– Смотрите, БТРы!.. – слышится впереди.
– Танки, танки!.. – загалдела ребятня на заднем сидении.
– Ура, войнушка!.. – кричит Денис.
– Тра-та-та-та, – застрочили они из невидимых автоматов по БТРам и автобусу, идущему следом.
– Денис!.. – хотела, было одернуть детей Ирина, но Олег остановил ее:
– Не тронь! Пусть себе играют… Кто знает, что им еще предстоит?!..
И такая тоска, такое страдание вспыхнули в его всегда живых серых глазах, что мурашки побежали по спине Ирины. Господи! Неужели этот мальчик понимает и чувствует нечто большее, чем все они, влекомые какой-то неведомой силой неизвестно куда?!
Когда их "ЛАЗ", проехав по проспекту, выехал на кольцо и влился в непрерывный поток автобусов, движущихся к мосту, все ахнули. Ребята присвистнули.
– Вот это организация! – ахнул чей-то бас.
По мосту навстречу друг другу – вверх и вниз – ползли две плотные колонны автобусов – "Лазы", "Икарусы"… Часто попадались желтые сдвоенные "Икарусы" киевских маршрутов, особенно № 46, в котором Ирине часто случалось ездить к знакомым на Воскресенку.
Лица водителей уставшие и сосредоточенные.
Денис спрыгивает с заднего сидения и, вскочив на пустое боковое место у двери, высовывает голову в открытое окно.
– А в следующем автобусе песни поют, – громко сообщает он, смешно подпевая. – Все пройдет… и печаль и радость… Все пройдет… Ля-ля-ля-ля-ля… Все пройдет! Только верить надо, что любовь не проходит, нет…
– Все пляйдет…– подхватила маленькая Анюта.
Все смеются. Анечка смеется тоже и усердно трет нос и все личико пухленькой ручкой. Затем пристает к Саше, дергая его за замочек спортивной куртки:
– Дядя Саса… спой… де той медведь… Ну, спой!...
– У меня гитары нет, – выкручивается Саша.
– Денис, отойди от окна, – строго говорит Ирина.
– Ну, мам, так интересней!...
– Я кому сказала!...
Денис нехотя сползает на сидение, трет руками лицо. И, вскочив на ноги, с ходу запрыгивает на заднее сидение к мальчишкам, которые снова открывают "пальбу" по соседнему автобусу:
– Тра-та-та-та-та-та-та…
Автобус ползет вверх по мосту. Ирине показалось, что кожу на ее лице стянуло, стали сильно чесаться нос, щеки, глаза. И чем больше чешется и стягивает лицо, тем больше подставляет она его под теплую струю ветра, бьющую из открытой верхней фрамуги.
– Станция!.. – послышалось впереди.
– Вот она…
Денис подбегает к Ирине:
– Мам, где-где станция? Покажи!..
– Вот, – выдохнула Ирина, показывая туда, где за лесом в пелене дыма, как будто в дымке, высилась виновница их необычного путешествия.
– Представляете, как сейчас встретят нас жители ближайших сел, – размышляет вслух Ирина, – особенно старушки! Перепугаются, бедные, увидев два непрерывных потока машин… И впрямь подумают, что война началась…
В ответ кто-то хохотнул, кто-то вздохнул.

Действительно, уже в Копачах по обе стороны дороги стояли перепуганные люди. Старушки крестились и крестили уходящие автобусы. Чуть отъехали от села и миновали его угодья, как все увидели колонны военных автомашин, притаившиеся в тени лесополосы, убегающей стройными рядами в обе стороны от дороги. И вдруг поля с обеих сторон вспыхнули голубым цветом. Словно васильками, зацвели они войсками МВД, ожидающими отъезда последнего жителя Припяти, чтобы живою стеною окружить город и станцию, став первым временным ограждением будущей зоны.
Молодая женщина с девочкой лет пяти, подойдя к водителю, просит его остановить в Чернобыле.
– Нет, дорогая, там нельзя! До Иванкова без остановок велено!
– Да ты только притормози на секунду, и мы выскочим… Родители у меня там, понимаешь?! – умоляет она.
В Чернобыле, в указанном месте, водитель притормозил, женщина спрыгнула, а девочку и вещи ей подал пожилой мужчина, сидевший ближе всех к выходу. Сзади сразу засигналили, и автобус поехал дальше. А пассажиры дружно оглянулись, провожая взглядами "первую ласточку", несущую весть о случившемся местным жителям, которые тут же бросились к ней, засыпая вопросами.
Автобус едет дальше. Аннушка устала и, как многие другие малыши, начинает капризничать:
– Мама, я пить хоцю!...
– Потерпи. Где я тебе возьму?..
– Тоня, на! Дай ей молока! – протягивает пакет с молоком Ирина.
– Не, я водицьку хоцю!.. Не хоцю моляка!..
– Тонь, пусти ее сюда!.. Иди, Анюта, к Дениске, там интересней!
Анюта с удовольствием топает к мальчишкам на заднее сидение.
Только въехали в Иванков и замелькали первые домишки, как обе встречные колонны замерли, словно по мановению чьей-то руки.
– Ну что, пока остановились, пошли воду добывать?.. – предлагает Олег.
– Пошли, – соглашается Ирина. – Дениска, ребятки, сидите на местах!.. А мы вам воды принесем!..
– Ура!.. – провожает их ребятня.
До домов с этой стороны дороги очень далеко, потому они проскользнули между автобусами к другой стороне улицы и бросились к ближайшему двору, где стояли высокий мужчина в майке и рабочих брюках, худенькая женщина в цветастом платке и теплом вельветовом халате, и детишки – уже готовые выполнить любую их просьбу.
– Добрый день, – здоровается с ними Ирина. Олег кивает. – Водички детям дайте, пожалуйста!..
Женщина мигом исчезает в доме и возвращается с полным ведром воды и кружкой.
– Большое спасибо, – благодарят хозяев друзья, – мы сейчас же все вернем… Спасибо!.. – устремляются они в обратный путь между автобусами.
– Нэма за що!.. Бувайтэ здорови!.. – несутся им вдогонку тревожные голоса.
Подойдя к автобусу, они видят около него пассажиров, вышедших немного размяться. Все галдят, кто о чем.
– А ну, кто тут больше всех пить хотел, налетай!.. – радостно пропел Олег.
– Анюта, ты где? – позвала Ирина.
– Тута… – выныривает Анюта у ее ног.
– Пей, малышка! – протянул ей полную кружку Олег.
Та жадно пьет, обливаясь, в то время как остальные дети ринулись к ведру.
Саша, заметив кого-то, идет вдоль автобуса. Навстречу ему спешит откуда-то взявшийся Деханов. Они, остановившись в двух шагах и смешно покачиваясь, друг друга разглядывают.
– Слушай, друг, – дурачится Рахлин, – что-то лицо мне твое знакомо…
– И мне твое, кажется, знакомо!..
– Тебя как зовут?
– Александр. А тебя?
– И меня Александр!
– Тезка! Откуда же ты?
– Из Припяти!
– И я из Припяти!..
– Зем-ля-ки!!! – в один голос вопят они и бросаются друг другу в объятия. Затем, в обнимку, приближаются к "водопою".
– Я твою красную мантию издали заметил и бегом сюда… Привет, други! – жмет руки Ирине и Олегу Деханов. – Я же сказал, что скоро встретимся!..
– Откуда ты свалился? – спрашивает Олег.
– Вон из того "Икаруса"… Раз – два – три… пятый от вашей кареты.
– Смотри, так и отстать немудрено!..
– Ничего. Вот вы меня водицей угостите, и рвану к своим!..
– Ну, что, детвора, все напились? – спрашивает Олег и, не обнаружив желающих, протягивает кружку гостю.
Вдруг автобусы засигналили, взревели моторы. Саша, вернув кружку и махнув друзьям рукой на прощание, бросился к своему "Икарусу". Все заспешили по машинам.
Олег с Ириной растеряно переглянулись.
– Как вернуть ведро? – кричит сквозь рев машин Ирина добросердечным иванковцам.
В редкие просветы меж двинувшимися автобусами можно разглядеть, как хозяева ведра жестами показывают им – оставить ведро на той стороне улицы.
– Нэ турбуйтэсь!.. Хай соби там залышаеться!... – донесся с другой стороны зычный голос хозяина.
Ирина и Олег запрыгивают в гудящий автобус, который тут же рванул догонять чуть оторвавшуюся колонну, потянув за собой длинный хвост следующих за ним машин.